Со мной летела бомба - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Майоров cтр.№ 47

Смело. Везти труп в машине по городу средь бела дня? Знать при этом, что тебя в любой момент могут остановить для проверки? На это пойдет убийца только в одном случае. Если на его машине установлен проблесковый маячок, а на борту написаны пять букв — «ГИБДД».

— Кто экспертизу проводил? — спросил я.

— Кокорин, — усмехнулся опер.

Старина Кокорин… Сколько кляуз на тебя ни писали, сколько тебя ни пытались поломать и сожрать, ничего не вышло… Ты по-прежнему такой же принципиальный, до рези в глазах честный и не умеешь врать. Наверное, именно поэтому, являясь самым опытным криминалистом, ты до сих пор не стал руководителем.

Спрашивать, кто оказался предателем и выполнил заказ на подложное заключение по пистолету Шарагина, я не стал. Его и без меня на дыбу вздернут.

— Ну что, братки? — я растер, как на морозе, ладонями лицо. — Не пора ли узнать, кто убил Тена, Ваниного отца и порезал Алексея?

Сборы были недолгими. Пистолет и тридцать два патрона к нему составляли все мое вооружение. Верховцев же выглядел как Терминатор. Помимо табельного «ПМ» и полного кармана боеприпасов, он вынул из сейфа свое охотничье помповое ружье. Двенадцатый калибр, без приклада. Интересно, как оперу удалось убедить «лицензионщиков» ГУВД, что ружье это «для уточек»? Впрочем, раз продается в магазине под вывеской «Охотничьи ружья» — значит, охотничье и есть. Не могу вспомнить, чтобы Верховцев интересовался сезонами охоты, но то, что из этого ружья были выбиты замки уже доброго десятка квартир, знаю. Сам видел. Утками Дима не интересовался. Ружье помогало ему открывать квартиры и находить общий язык с находящимися внутри.

И теперь, пока мы с Верховцевым будем искать глину на территории особняка Юнга, Ваня будет сидеть в «Лексусе» за забором и слушать радио «Шансон».

Это последний пункт моего «долбаного» плана.

Мы поехали на тридцать четвертый километр на «Лексусе» Ивана. Темнота опустилась на город незаметно. Остаток дня я провел в кабинете, с включенным светом, поэтому не замечал, как наступил вечер. За окнами мелькали сначала неоновые рекламные щиты, потом их становилось все меньше и меньше. При выезде из города, когда без фонарей и витрин стало совсем темно, я вспомнил о Насте. Ее глаза, полные мольбы, стояли передо мной, и не было муки хуже. Как просто расстаться и как трудно потом встретиться вновь…

«Если я тебя не увижу снова, я умру…»

Мы увидимся, обязательно увидимся. Мы встретимся, чтобы уже никогда не расставаться. Если я не умру.

Молчание в салоне длилось уже довольно долго. Оно было прервано лишь единожды, когда мы проезжали через пост ГИБДД. Ваня пробурчал:

— Черт! Вьюга карты путает. Смотрите, дорогу совсем занесло… Вечно здесь проблемы. Не могут лесополосу высадить… Какой уже год обещают, а дорога все перекрывается и перекрывается…

Больше обсуждать было совершенно нечего, так как никто понятия не имел, как будут развиваться события. Единственное, на чем сразу была поставлена точка, — это на том, что Бурлак при любом стечении обстоятельств будет сидеть в машине и не покажет из нее носа. Если через час после того, как мы выйдем из «Лексуса», мы не сядем в него вновь, они возвращаются в отдел и докладывают об этом Обрезанову. Сначала я хотел сказать «Торопову», но что-то заставило меня осечься и назвать фамилию Макса.

— Все ясно, псы войны? — я рассмеялся, и смех мне показался неприятным.

Они молча качнули головами.

За «Лексус» я не боялся. Он стоял в лощине, в двухстах метрах от особняка Юнга. Камеры его отследить не могли, с дороги машину тоже не было видно. Я беспокоился за другое. Моя память работала, как компьютер. Слева от входа — камера наблюдения, отслеживающая сектор у входа в ворота. Она не вращается. Вторая камера обращена в обратную сторону, к стене справа. Но таких же камер я не увидел сзади особняка, когда мы въезжали. Если бы они существовали, то их было бы видно. Значит, корейская служба охраны не сочла нужным ставить наблюдение там, где простирается поле. Ее интересовала лишь дорога да въезд на территорию. Это, конечно, добрый для нас знак, что камеры вписывались лишь во фронтальный облик здания. Но как залезть на стену, высота которой около двух с половиной метров?

— Что, в армии не служил, что ли? — невозмутимо пробурчал Верховцев, проламывая подошвами наст. — Та же полоса препятствий.

Служил, служил. Но на полосе препятствий щит не два с половиной метра. И разбегаются к нему по земле, а не по метровому сугробу.

Обход строения занял около двадцати минут. Это было предусмотрено общим временем. Итак, стена.

Более мощный Дима подсел, и я встал ему на плечи. Нет таких стен, через которую русский мент не перелезет. Выпрямившись, я понял, что в таком положении я смогу очень удобно прострелять каждый сантиметр двора Юнга. Где охрана? Где собаки? Сожрали, наверное, всех собак. Все равно — уезжать…

Перемахнув ногу, я протянул Диме левую руку. Оказывается, это не так уж трудно — без шума залезть на стену. Все, сейчас мы спрыгнем вниз, и обратного пути уже не будет. Но мы его и не искали. Если с той стороны стены был мягкий снег, то с внутренней — асфальт. Прислуга следила за домом тщательно. На это я обратил внимание еще тогда, в свой первый вынужденный визит.

Десяток быстрых шагов, и мы у другой стены. Теперь уже — стены дома.

— Как думаешь, нас уже просчитали?

На лбу опера в свете окон опять блестели бисеринки пота. У каждого чувство ответственности и готовности на все проявляется по-разному. У меня вот, например, сразу влажнеют ладони…

— Не знаю, — честно признался я. — Во всяком случае, камер не видно.

— Я и корейцев не вижу, — нехотя возразил мне Дима. — Однако они здесь. Ты по-корейски умеешь говорить? — прозвучал самый глупый из последних вопросов моего коллеги. Перед этим вопросом до сегодняшнего момента первое место занимал его вопрос квартирному вору Домушину: «Зачем ты украл магнитофон?»

— Я нет, а вот тот… кажется, умеет, — я дернул Верховцева за рукав, и он вместе со мной скрылся за углом.

В глубине двора располагался гараж машин эдак на десять, размером с гараж нашего РУВД, и из его калитки вышел, вытирая руки тряпкой, маленький человечек. Он торопился к дому. Сейчас все зависело от нашей сдержанности.

Человечек заскочил на крыльцо и нажал на стене, рядом с дверью, кнопку. За перегородкой прозвучал какой-то вопрос, состоящий из одних гласных.

— Юа-ина-уы! — или что-то похожее — это был ответ товарища с тряпкой.

— Во язычина! — едва слышно восхитился Верховцев.

Защелкал замок…

Теперь — пан или пропал.

Мы лениво вывалились из-за угла и стали подниматься на крыльцо. По странному тягучему звуку сзади я понял, что Верховцев даже пытается изобразить раздирающую рот зевоту. Человечек смотрел на нас без тревоги. Я подмигнул ему. Последний раз щелкнул ригель замка, и дверь распахнулась. Ситуация была такова, что перед нами могли оказаться как двое человек, так и сотня, одетых в кимоно. Но привратник был один. Спокойствие на его лице не успело трансформироваться в подозрение. Движение Верховцева оказалось быстрее мимики корейца. Металлический торец дробовика поверг охранника в уныние. Он отлетел к стене и скользнул по ней, как кусок масла по раскаленной сковороде. Выбежавшая из его ноздри струйка крови стала расползаться пятном на белой рубашке.