– Что вы там увидели, Александр Васильевич?
– Ф-ф-ф-ф… ф-ф-ф-флаг… – прохрипел тот.
– Ну да – флаг. Наш флаг, – согласился удивленный Анненков и скомандовал: – Воды адмиралу!
Казачий урядник с тремя Георгиями тут же протянул ему обтянутую войлоком фляжку, и Борис ткнул ее Колчаку. Тот присосался, стуча зубами о горлышко и проливая воду на китель. Потом отдышался и простонал:
– На нем – георгиевский флаг, Борис Владимирович!
Анненков пригляделся: действительно на мачте и на кормовом флагштоке развевались георгиевские знамена дивизии.
– И что?
– Это теперь – георгиевский корабль
[122], – выдохнул Колчак. – Это знамя может только император отобрать… А таких кораблей во всем флоте империи – только два! – закричал вдруг адмирал.
Анненков внезапно оценил всю иронию ситуации. Захваченный корабль получил георгиевский флаг, но получил он его по решению самой большой Георгиевской думы, какую только можно себе представить – больше тридцати тысяч человек! И теперь «Гебен» – второй в русском флоте корабль георгиевского флага…
С трудом подавив желание рассмеяться, Борис сердечно обнял друга:
– Глеб, ты монстр! Это же, как ты его?
– Ну, так, – принялся рассказывать тот. – Мы еще у пленных узнали, что эта пое…нь плавучая тут окопались. Ну, думаю, вот чего мне только не хватает, так это чтобы в мою любимую тушку одиннадцатидюймовки палили. Прикинь: такой подарок, да в ненаглядную попу?
Анненков трясся от беззвучного смеха, а Львов продолжал:
– Ну вот, значит: выскочили на пристань, а эта тварь уже дымит, видно решил на последний и решительный бой выйти. А нам оно надо? Мы – к нему, а потом – на него. Прем, как буйволы на водопой, так что прежде чем кто-то что-то понял – мы уже в рубке. Сушон там, и еще пара немцев. Мы их – под белы рученьки. Я Сушону и говорю: господин адмирал, отдавайте приказ спокойно, соблюдая орднунг, выходить на палубу без оружия. А не то…
[123]
– Не то что? – простонал Борис. – Что ты этому чудищу сделать мог?
– Да понимаешь, – Глеб широко улыбнулся. Изуродованные губы обнажили ряд стальных зубов, вставленных вместо выбитых. – Была у меня с собой двухпудовая мина, я ее адмиралу под нос и сунул. Вот, говорю, двенадцать таких мин по периметру стоят у борта вашего «Тирпица», и если чего – мы ему такой «Бисмарк» устроим, что Нагасаки с Хиросимой детской неожиданностью покажутся. Короче, майне херрен, разрешите отрекомендоваться: огромная жопа. Пришла к вам, прошу любить и жаловать.
Слушавший эту белиберду Колчак окончательно уверился, что в Георгиевской дивизии служат одни сумасшедшие.
– Ну, а он? – спросил Анненков.
– Выделываться начал, – ответил Львов. – Мол, нет, честь кайзеровского флота, да офицерская честь никак не позволяют. А я ему: я сейчас ребят с кувалдами пошлю, они на всех люках и дверях запоры и клинкеты позагибают, чтобы не отдраить. Потом подорву к едрене фене, а его лично на берег свезу, и пусть он смотрит, как по его милости две тыщи душ пузыри пускают. Ну, тут Сушон – в слезы, а потом мне кортик сует. Вот кстати, – он повернулся к Колчаку, – Александр Васильевич, тебе не нужен? А то мне он – без надобности.
Колчак молча взял протянутый кортик германского адмирала. А Львов тем временем продолжал:
– Короче, по громкой связи объявили, чтобы все выходили по одному. Я посты выставил, и пошли красавцы сдаваться. Мы их во-о-он туда отогнали, – и он махнул рукой куда-то в сторону еще дымящихся руин каких-то портовых сооружений. – Их потом надо на корабли погрузить и – в Россию. Пусть инструкторами поработают, когда наш экипаж будет этого красавчика осваивать. – Пьяный от вина и шальной военной удачи, Глеб довольно улыбнулся, откинулся на мягкое кожаное сиденье автомобиля и дружески ткнул Борис в плечо. – В общем принимай!
Анненков посмотрел на вконец обалдевшего Колчака, усмехнулся:
– Вы мне там что-то про флотскую службу говорили? Помните, я еще яхту хотел. Правда, я хотел чуть поменьше…
Возле трапа их встретили двое часовых из третьего штурмового полка первой бригады. Они без звука пропустили Анненкова и Львова, но перед Колчаком вскинули автоматы:
– Стой! Пароль?!
Колчак бессильно посмотрел вслед уже поднимающимся по трапу Анненкову и Львову, когда первый обернулся:
– Пропустить, это – со мной.
– Слухаем, атаман! – И здоровенный усач едва не ткнул стволом пребывающего в ступоре адмирала. – Проходь, кулема, чего встал?..
Тем же вечером в уютном кабинете одного из уцелевших во время штурма стамбульских ресторанов сидели Анненков и Львов и тихо беседовали, наслаждаясь отменным кофе и восточными сладостями. Кроме них в ресторане не было никого, за исключением полусотни личных телохранителей обоих генералов.
– Слушай, Глеб, – негромко спросил Анненков. – Чего ты из себя клоуна разыгрываешь? Зачем? Мужик ты умный, и здорово умный, в жизни повидал всякого – на три жизни хватит, а все норовишь дурака повалять. С чего так, а?
Львов медлил с ответом. Отхлебнул кофе, сунул в рот кусочек халвы, потом закурил…
– Борь, а тебе вот не хочется так? – спросил он наконец. – Неужели у тебя внутри ничего не гудит? Сила в руки вернулась, кровь молодая бурлит, как черт-те сколько лет тому назад. Мне порой кажется, что я – как Илья Муромец… – И улыбнувшись, он процитировал на память. – Эх, кабы было в небе синем кольцо, а другое – во сырой земле, ухватился б я за оба кольца, притянул одно к другому и смешал бы земное с небесным…
– Да это здорово ходить не только под себя, – хмыкнул Анненков. Тоже отпил кофе и взял папиросу. – Только голову выключать из-за этого никак нельзя. А ты – выключаешь…
– Это почему же ты так решил?
– Да все потому, Глеб, потому. Ты что из дивизии сделал, чудо двадцать первого века?
– А что я сделал? – вскинулся Львов. – Чем ты недоволен? Дерутся как дьяволы. Ни бога, ни черта не боятся. По подготовке и по боевому духу – хоть сейчас небеса штурмовать или войну со всем миром вести. А уж на тебя круче, чем на икону, молятся. Знаешь, какая у меня для них самая страшная угроза? «Доложу атаману, пусть он разбирается». Так что тебе не так?
Анненков пристально посмотрел на друга. Поймал его недоуменный взгляд и тяжело вздохнул:
– Э-эх, Глебка. Вот если б ты у меня в роте пулеметчиком, сержантом или даже лейтенантом был – цены б тебе не было. Честно, без подколки… – Он снова вздохнул. – Жаль, что мы с тобой раньше не пили…