– Поднимемся на маяк? – предложила Джул. Это была самая высокая точка на острове.
– Можно.
Джул хотела, чтобы Имми отнеслась к ее идее с энтузиазмом. Но Имми осталась равнодушной.
– Твоя нога в порядке?
– Вероятно.
– Ты хочешь прогуляться до маяка?
– Могу.
– Но у тебя есть желание?
– Что ты хочешь от меня услышать, Джул? «О, это моя мечта – увидеть маяк»? На Винъярде я каждый божий день смотрела на этот гребаный маяк. Ты хочешь, чтобы я сказала, что мне до смерти охота тащиться в гору со своей чертовой ногой в такую сумасшедшую жару, чтобы увидеть крошечный домик, похожий на миллион таких же домиков, которые я видела миллион раз? Ты этого хочешь?
– Нет.
– Тогда чего ты хочешь?
– Я просто спросила.
– Я хочу вернуться в отель.
– Но мы только что приехали.
Имоджен вылезла из воды и натянула на себя одежду, засовывая ноги в сандалии.
– Может, вернемся, пожалуйста? Я хочу позвонить Форресту. Здесь сеть не ловит.
Джул вытерла ноги и тоже обулась.
– Почему ты вдруг решила позвонить Форресту?
– Потому что он мой парень, и я по нему скучаю, – ответила Имми. – А ты что думала? Что я порвала с ним?
– Ничего я не думала.
– Так вот, я не рассталась с ним. Просто приехала на Кулебру, чтобы сменить обстановку и сделать перерыв в отношениях, вот и все.
Джул закинула на плечо их общую сумку.
– Если хочешь вернуться – давай вернемся.
Джул чувствовала, как ощущение неизбывной радости, с которым она жила все эти дни, покидает ее. И даже экзотический остров показался невыносимо душным и унылым.
Девушки вытащили лодку далеко на берег, так что, когда вернулись на пляж, им пришлось толкать ее обратно по песку. Потом они прыгнули в воду и сели на весла, чтобы вывести лодку на достаточную глубину и запустить мотор.
Имоджен больше помалкивала.
Джул завела мотор и направила лодку к острову Кулебра, который маячил вдалеке.
Имми сидела на носу лодки, и ее профиль резко выделялся на фоне моря. Джул посмотрела на нее и почувствовала прилив нежности. Имми была красива, и в этой красоте проступала ее доброта. Доброта к животным. Доброта подруги, которая приносит твой любимый кофе, покупает тебе цветы, дарит книги и печет для тебя маффины. Никто не умел так веселиться, как Имми. Она притягивала к себе людей, ее все любили. В ней чувствовалась особая власть – богатство, уверенность, независимость, – которая окружала ее ореолом сияния. И, подумать только, Джул выпало счастье оказаться посреди ослепительно бирюзового моря рядом с таким редким, уникальным человеком.
Их ссора не имела никакого значения. Всему виной усталость, не более того. Споры и разногласия случаются даже между лучшими друзьями. Без этого не бывает искренних, настоящих отношений.
Джул заглушила мотор. Море стало очень спокойным. На горизонте не просматривалось ни одной другой лодки.
– Все в порядке? – спросила Имоджен.
– Извини, что заставила арендовать эту дурацкую лодку.
– Забей. Но выслушай меня, пожалуйста. Завтра утром я возвращаюсь на Мартас-Винъярд, к Форресту.
Джул стало нехорошо. Закружилась голова.
– С чего вдруг?
– Я же сказала тебе, что скучаю по нему. Мне стыдно, что я уехала вот так, тайком. Просто я расстроилась… – Имми замолчала, подбирая слова. – Из-за уборщика. Из-за того, как повел себя Форрест. Но мне не следовало бежать. Что-то я слишком часто сбегаю.
– Уж из-за Форреста точно нет смысла возвращаться на Винъярд, – сказала Джул.
– Я люблю Форреста.
– Тогда почему ты все время врешь ему? – огрызнулась Джул. – Почему ты здесь со мной? Почему ты до сих пор вспоминаешь Айзека Таппермана? Так не поступают, когда любят по-настоящему. Не сбегают от человека среди ночи и не ждут, что он обрадуется, когда к нему вернутся. Нельзя так обращаться с людьми.
– Ты просто ревнуешь меня к Форресту. Я понимаю. Но я не кукла, которой можно играть и ни с кем не делиться. – В голосе Имми зазвучали резкие нотки. – Я всегда думала, что ты любишь меня бескорыстно, без оглядки на мои деньги и все такое. Я думала, что мы похожи и что ты понимаешь меня. Мне было легко рассказывать тебе обо всем. Но я все больше и больше чувствую, что для тебя важнее Имоджен Соколофф, – девушка сделала акцент на своем имени, – но не я настоящая. У тебя свое представление о человеке, который тебе нравится. Но это не я. Тебе просто-напросто хочется носить мою одежду, читать мои книги и притворяться за мои же деньги. Это не истинная дружба, Джул. Да и что это за дружба, когда я за все плачу, ты пользуешься, и все равно тебе мало. Ты выведываешь мои секреты, а потом пытаешься мною манипулировать. Мне очень жаль тебя, правда. Ты мне симпатична, но в последнее время ты становишься кем-то вроде моего двойника. Прости, прости, что я вынуждена говорить все это, но ты…
– Что я?
– Ты какая-то мутная. Постоянно путаешься в деталях, в твоих историях концы с концами не сходятся, и такое впечатление, что ты сочиняешь на ходу. Мне не следовало приглашать тебя погостить у нас на Мартас-Винъярде. Поначалу все было хорошо, но теперь у меня такое чувство, будто меня используют, да еще и обманывают. Я должна расстаться с тобой. Это правда.
Головокружение усилилось.
Этого просто не могло быть.
Все последние недели Джул выполняла любую прихоть Имми. Она уходила, когда Имми хотела побыть одна, моталась с ней по магазинам, когда Имми затевала шопинг. Она терпела Брук, терпела Форреста. Когда нужно, Джул была слушателем, когда просили – выступала рассказчиком. Она приспособилась к окружающей среде, выучила писаные и неписаные кодексы поведения, принятые в мире Имми. Она держала рот на замке. Она прочитала сотни страниц Диккенса.
– Я – это не моя одежда, – сказала Имоджен. – Я – это не мои деньги. Ты хочешь, чтобы я была такой…
– Я вовсе не хочу, чтобы ты была кем-то кроме себя самой, – перебила ее Джул. – Не хочу.
– Но всем своим поведением доказываешь обратное, – возразила Имоджен. – Ты хочешь, чтобы я уделяла тебе внимание, когда мне этого не хочется. Ты хочешь видеть меня красивой и беззаботной, когда я чувствую себя уродиной и на душе паршиво. Ты хочешь надеть на меня корону – чтобы я готовила лучше всех, читала великую литературу, была великодушна со всеми, – но это не я, понимаешь? И это выматывает. Я не хочу наряжаться и играть ту роль, которую ты для меня написала.
– Это неправда.
– Корона слишком тяжела, Джул. Ты душишь меня. Заставляешь быть для тебя тем, кем я не хочу быть.