— Ничего не понимаю! В моей куртке был убийца? Татьяна, вы это хотите сказать? Или что это я убил Веронику?
«Или он на самом деле ни при чем, или мастерски притворяется», — подумала я.
— Виталий Александрович, — начала я, — давайте откровенно. Ведь у вас был мотив желать смерти Вероники Константиновны.
— Какой мотив? О чем вы говорите?
— Ну как же. Вспомните, ведь вы заняли у Ивана Борисовича довольно крупную сумму денег и не отдали. После его гибели долг нужно возвращать его вдове. Может быть, были еще какие-то причины, я не знаю.
— Вы, Татьяна, говорите… просто неслыханные вещи.
— Виталий Александрович, ответьте мне на вопрос: где вы вчера находились между семью и восемью часами вечера?
— Сейчас… припомню. Я был у себя в номере, кажется, смотрел телевизор. Смотреть особо было нечего, но надо же было чем-то себя занять. Ну вот, а потом мне позвонила Варя и сказала, что исчезла Вероника, что вы с ней пошли ее искать. Я предложил свою помощь, но Варя отказалась.
— Что было дальше?
— А потом… Варя мне снова позвонила и сказала, что вы с ней Веронику… нашли… убитой… там, возле скал. Несмотря на то что Вероника несколькими часами ранее выгнала меня из коттеджа и я, признаюсь, был оскорблен, тем не менее это известие просто ошеломило меня. Мне нужно было расслабиться и…
— И вы пошли в бар? — спросила я.
— Да. Пошел…
— Вы там сильно напились?
Гречанинников вздохнул.
— Да, — признался он. — Я выпил целую бутылку коньяка.
— Вы пили в баре? Вас там видели?
— Нет, в баре было шумно, я вышел на улицу.
— Но как же вы могли пить на улице? Что, прямо из горла?
— Да, именно так. Поймите, Татьяна, мне было все равно. Два убийства подряд. Сначала мой лучший друг, потом его жена. И не важно, что Вероника относилась ко мне неприязненно. Когда я узнал, что ее убили, все это уже потеряло свою остроту. Я имею в виду свою обиду на нее.
— Вас кто-нибудь видел в это время? Кто-то может подтвердить, что вы находились именно там, где вы говорите?
— Сейчас, подождите… Когда я выходил из гостиницы в бар, меня видел дежурный.
— Сколько тогда было времени?
— Не знаю, я не смотрел на часы.
— Ну, хорошо, а когда вы вышли из бара с бутылкой коньяка? Который час тогда был?
— Ну, говорю же вам, что я не смотрел на часы.
— Кто-нибудь вас видел выходящим из бара?
— Нет… хотя… бармен, наверное. А может, он и не видел, — пожал плечами Гречанинников.
Сейчас он проявлял полное равнодушие к своему алиби. Как будто бы шла речь о чьей-то посторонней судьбе, а не о его собственной.
— Значит, Виталий Александрович, получается, что алиби у вас нет. Придется вам оставаться здесь, пока не будет окончено следствие.
— Вы что же, подозреваете, что это я убил Веронику?
Гречанинников горько усмехнулся. Я ничего не ответила, и он продолжил:
— Ладно, я останусь здесь. Но теперь я уже не буду прятаться ото всех, хотя больше всего мне хотелось бы сейчас сделать именно это. Я постараюсь находиться на глазах у как можно большего количества людей, чтобы обеспечить в случае чего себе алиби.
— Ну, не надо впадать в крайности, Виталий Александрович, — сказала я. — Ведите обычный образ жизни, гуляйте, катайтесь, ну, не знаю, что там еще. И не считайте, что я вас подозреваю. Сейчас я разбираюсь со всеми обстоятельствами в связи с убийством супругов Златопольских. Ваше присутствие может понадобиться, возможно, по совсем другим причинам.
— Хорошо, Татьяна, я понял, — сказал Гречанинников. — Так я могу идти? — спросил он.
— Конечно, можете, — ответила я.
— Да, а моя куртка? — спросил он. — Дайте мне ее.
И он протянул руку.
— Вот этого я сделать не могу, Виталий Александрович, — сказала я.
— Но почему же? — удивился он. — Вы что, до сих пор не верите, что куртка действительно моя?
— Нет, почему же, охотно верю, — ответила я, — но куртка в данный момент является одним из вещественных доказательств. Оно может быть обращено как в вашу пользу, так и против вас. К сожалению, пока не могу сказать ничего конкретного.
— Хорошо, я понял. Буду, как тинейджер, носить вот это, — он показал рукой на свою обновку.
С этими словами он повернулся и направился в гостиницу. Я постояла на месте, дожидаясь, пока он скроется из виду, а потом тоже направилась в «Сапсан». Я решила по горячим следам выяснить все передвижения Гречанинникова вчера вечером. На повестке дня остро стояла история с курткой. Надо было прояснить один момент: на самом ли деле куртку кто-то украл из номера, как предполагает Гречанинников (и спрятал затем в скалах), или сам Виталий Александрович отнес ее туда?
Я вошла в холл гостиницы «Сапсан» и направилась к стойке ресепшен. Уже который раз за сегодняшний день я достала свою лицензию частного сыщика и показала администратору — молодому круглолицему парню. На бейджике у него было написано «Виктор Никаноров».
— Скажите, Виктор, — начала я, — недавно в гостиницу вошел мужчина лет пятидесяти, высокий, выглядит так солидно. Видели его?
— Да, это наш постоялец, Гречанинников. Он вчера у нас поселился.
— Он что, пошел к себе в номер?
— Да, — ответил Виктор. — Сначала забрал ключи, потом поднялся к себе. Номер — двести первый.
— А кто дежурил вчера вечером?
— Тоже я. Меня попросил мой сменщик — у него сын заболел, и я согласился.
— Вы можете рассказать о том, когда Гречанинников выходил из гостиницы вчера вечером? По времени это сколько часов было?
— Думаю, что да, смогу. Значит, так. Номер он снял где-то уже после обеда. Потом он заглянул в ресторан, видимо, поужинать. Вернулся, какое-то время находился в номере. Потом… было, наверное, часов около восьми, что ли… он вышел в холл весь такой, на себя непохожий. Как будто потрясение пережил. Говорит, хочу выпить. Я сказал, что вообще-то вечером это не поощряется, но если очень надо, то официантки из ресторана продадут. Или бармена можно попросить. Бывают же исключительные случаи. Человек он представительный, не алкаш какой-нибудь. Ну, и вот…
— Так что же было дальше?
— Он отправился в ресторан, потом через какое-то время вышел оттуда уже с бутылкой коньяка. Засунул он ее в карман и вышел из холла на улицу.
— В карман чего он засунул коньяк? — переспросила я.
— В карман своей куртки, — ответил дежурный.
— А что за куртка на нем была? Заметили, какого цвета?
— Коричневая, добротная такая. Да вот, точь-в-точь такая же, как и та, что вы держите в руке, — ответил он.