– Нарвались-таки на скандал, гады! – отвечаю на дружеские рукопожатия. – Споткнулись. Может, одумаются?
– И не надейся, – ответ Михалыча вполне ожидаем. – У них приказ, наверняка и деньги уплачены. Не бросят, иначе по жизни всем должен будешь!
– Пап, – Егор вступает в беседу, – может, ещё мину приготовишь?
– Ага, дядь Серёж, – Потапов-младший рядом и поддерживает просьбу сына, – так, потихоньку, всех и ухайдакаем.
– Не, пацаны, не получится. Мест удобных тут не найти: в чистом поле угадать, где они проедут – нереально. Вот в горах, среди скал, естественно, ставить будем, – а для Михалыча добавляю: – Всё, взрывчатка кончается.
– Понял. Значит, действовать будем только наверняка. – Александр сосредоточенно натягивает краги и, неожиданно улыбнувшись чему-то своему, говорит: – Поехали!
Глава 30
Засмотревшись по сторонам в поисках наиболее удобного места для установки мины, замечаю, что заметно отстаю от группы. Не мудрствуя лукаво жму на газ и на полном ходу влетаю в припорошенный снегом камень. Вероятно, мой полёт сквозь лобовое стекло снегохода смотрелся со стороны великолепно. Лично мне так не показалось. Спасает довольно рыхлый сугроб, волей Всевышнего оказавшийся в конце траектории. Но такое везение – слишком шикарная удача: зацепив его вершину, я подпрыгиваю как на трамплине, лечу и, потеряв инерцию, кулем падаю у следующей глыбы. Острый выступ скалы врезается в бедро. Толстые штаны костюма заметно смягчили удар, но всё равно больно.
Чуть отряхнувшись от снега, облепившего всё тело, долго и, наверное, нудно ругаюсь по матери за жизнь, суровую красоту уральской природы и недобрым словом поминаю свои умственные способности. Эпитеты таковы, что Михалыч, спрыгнув со снегохода, вместо слов жалости чуть не падает от хохота.
Проходит, наверное, пара минут, пока друг приходит в себя. Тем временем я, выговорившись, заметно успокаиваюсь. Приступ злости к булыгам уже прошёл, и теперь отрываюсь на Потапове. Тот не обращает на это никакого внимания, а диагностирует ушиб. Ради такого он дёргает ногу из стороны в сторону, поднимает её и довольно резко опускает. Процедура получается болезненной, о чём предельно вежливо сообщаю добросовестному коновалу.
– Блин, Михалыч! Ты в каком концлагере тренировался оказывать раненому первую помощь? – далее следует цепочка не связанных друг с другом по смыслу выражений.
– Батя, ты как, цел? – сын пытается сделать лицо серьёзным, но получается это неважно.
– Дядь Серёж... – маленький Потапчик договорить не успевает.
Я, кряхтя, поднимаюсь на ноги и, заметно прихрамывая, иду к своему «Поларису», не забывая в витиеватых выражениях лично поблагодарить каждого за сочувствие. Народ ловит скандал по полной программе. Запас ненормативной лексики, приобретённый мною за полвека, позволяет понять моим сотоварищам, насколько я рад случившемуся.
Эта маленькая катастрофа творит доброе дело: во-первых, она показывает начало каменистого спуска – это значит, мы скоро будем у нужной расщелины; а во-вторых, заметно разряжает обстановку. Если учесть то, что, кроме солидного синяка на ноге, мне не было причинено никакого вреда, считаю инцидент положительным. Вот только снегоходу досталось гораздо серьёзнее.
Зову на помощь Егора. Совместно оглядываем технику. Правая лыжа изогнута и теперь очень напоминает штопор, на гусенице – разрыв, ну и так, по мелочи. Подходит семейство Потаповых с кислыми выражениями на лицах. Они даже не пытаются успокоить меня. Я молча демонстрирую им последствия столкновения. Михалыч разводит руки, но и без него понятно, что мой снегоход в нынешней ситуации – просто ненужный металлолом.
– Викторыч, забирай машину у Егора. Пусть ребятишки на одном едут.
– А «Боливар» вынесет двоих? – как-то странно интересуется Сан Саныч.
– Легко, и попрошу без трескотни. – Михалыч становится очень серьёзен.
Быстро перераспределяем груз и сливаем с техники бензин. За всё про всё уходит минут двадцать. После по предложению Егора оставляем мой разбитый аппарат тарахтящим на холостом ходу и в новом варианте колонны начинаем спуск, аккуратно объезжая торчащие из-под снега скалы.
Несколько литров горючего, которые слить просто невозможно, дадут проработать двигателю час-полтора. Если наши преследователи, а они от нас в двух-трёх часах езды, обнаружат его сразу, то по температуре мотора сделают ошибочный вывод о расстоянии между нами. Нечто типа – движок тёплый, мы ушли недалеко, значит, станут осторожнее, чтобы не спугнуть. Это означает для них снижение скорости, а у нас появляется шанс выбраться из переделки. Если всё пройдёт, как запланировали, то мы можем успеть спуститься с западного склона горы и заминировать дорогу. Тогда у противника остаётся два варианта: они либо подорвутся, либо потеряют много времени на обход. При любом раскладе мы успеваем выбраться к Лозьве, а там по наторенной дороге к Ивделю.
Уклон становится всё заметнее, и скоро мы видим перед собой ущелье. Очень узкое и почти без снега: направленное с севера на юг, оно, как аэродинамическая труба, в которой постоянно свистит ветер. Осматриваю местность сверху. Да, это идеальное место для ловушки, причём установить заряд можно где угодно, не промахнёшься. Тем не менее, нужно семь раз отмерить и на восьмом бросить это дело. Почему? Да откуда я знаю?! Сама обстановка какая-то не такая, что-то мешает восприятию. А ошибиться я права не имею: последний заряд должен сработать с максимальным эффектом. Время идёт, а я всё не могу решить, где укрепить последний сюрприз для бандитов. Глядя на мои метания, Михалыч даёт команду на спуск:
– Время, время! Сергунь, по дороге определишь.
Двести метров в час – таков предел нашей скорости на дороге вниз. Технику буквально приходится нести на руках. Выматываемся ужасно, но цель, наконец, перед нами. Сашка и Егор уже пробивают дорогу к едва различимой сквозь снег кромке леса. Неожиданно ловлю себя на мысли, что на обозримом пространстве вместо двух снегоходов – три. Неужели нас окружили? Михалыча приходится толкнуть, но как он подпрыгнул, увидев лишнюю машину. Снегоход явно направляется к нам. Достаём оружие и, предупредив пацанов, чтоб не ждали, встречаем незваного гостя.
– Здравствуйте! – говорит пожилой человек, слезая со старенького «Бурана».
Мы ошарашенно смотрим на приезжего, а он как ни в чём ни бывало после приветствия начинает отряхивать с себя снег. Судя по лицу и одежде, это местный охотник-манси. С облегчением вздохнув и спрятав оружие, мы запоздало отвечаем:
– И вам день добрый!
Меж тем он подходит вплотную:
– Я давно за вами наблюдаю. Всё видел. Вы добрые, злые – там, – он жестом показывает на гору, – помогу. Как вас зовут? Меня – Степан, Куриков.
Я по очереди представляю всех, в том числе и мальчишек, которые уже возвращаются, нахально ослушавшись приказа.
– Давай, Сергей Викторыч, ловушку устроим. Только не нужно её в ущелье ставить. Вдруг хороший человек попадётся. Видишь, на склоне у скалы снега намело? Ты уж не поленись там бомбу сделай, – Куриков вытягивает руку, – лавина пойдёт, и хоронить не надо.