Тут и там виднелись густые заросли деревьев, похожих на растущие кристаллы. У них были тонкие стеклянные ветви без листьев. Поблизости в воздухе дрожали огоньки, точно пламя свечей. «Люди, – поняла Шаллан. – Каждый из них – разум человека, отображенный здесь, в сфере Разума». Огоньки поменьше были разбросаны у ее ног – дюжины и дюжины огоньков, но таких маленьких, что она с трудом могла их разглядеть. «Разумы рыб?»
Она повернулась и оказалась лицом к лицу с существом, у которого вместо головы был символ. От испуга Шаллан вскрикнула и отпрыгнула. Эти твари… они преследовали ее… они…
Перед ней стоял Узор – высокий, грациозный, но слегка нечеткий и полупрозрачный. У сложного рисунка его головы, с изгибавшимися под немыслимыми углами резкими линиями, как будто не было глаз. Он стоял, сцепив руки за спиной; на нем было одеяние, по виду слишком жесткое для ткани.
– Иди, – велел он. – Выбирай.
– Что выбирать? – спросила Шаллан, и облачко буресвета вырвалось из ее рта.
– Твой корабль.
У спрена не было глаз, но девушке показалось, что она видит его взгляд, направленный на одну из маленьких сфер на стекловидной земле. Она схватила эту сферу и ощутила внезапный образ корабля.
«Услада ветра». Корабль, о котором заботились, который любили. Он год за годом исправно возил пассажиров, служил Тозбеку, а до того – его отцу. Старый корабль, но не древний, все еще надежный. Горделивое судно. Здесь оно обрело вид сферы.
А еще, как ни удивительно, оно могло думать. Корабль мог думать. Или… отражать мысли людей, которые служили на нем, знали его, размышляли о нем.
– Мне нужно, чтобы ты изменился, – прошептала ему Шаллан, держа бусину в сложенных ковшиком ладонях. Она была слишком тяжелой для своего размера, как если бы весь вес корабля сжался в эту единственную бусину.
– Нет, – пришел ответ, хотя заговорил Узор. – Нет, я не могу. Я должен служить. Я счастлив.
Шаллан посмотрела на спрена.
– Я буду посредничать, – повторил Узор. – Пере… переводить. Ты не готова.
Шаллан снова посмотрела на бусину в своих ладонях.
– У меня есть буресвет. Очень много света. Я отдам его тебе.
– Нет! – Ответ показался рассерженным. – Я служу.
Он действительно желал остаться кораблем. Шаллан это чувствовала – годы службы наделили его гордостью и крепостью.
– Они умирают, – прошептала она.
– Нет!
– Ты чувствуешь, как они умирают. Их кровь на твоей палубе. Людей, которым ты служишь, убьют одного за другим.
Она сама это чувствовала, видела в корабле. Их убивали. Одна из паривших поблизости свечей исчезла. Трое из восьми пленников мертвы, хотя она не знала, кто именно.
– Есть лишь один шанс спасти их, – убеждала Шаллан. – Для этого нужно измениться.
– Измениться, – прошептал Узор вместо корабля.
– Если ты изменишься, они, возможно, спасутся от злых людей, которые убивают. Я не уверена, но у них будет шанс уплыть. Что-то сделать. «Услада ветра», ты можешь оказать им последнюю услугу. Изменись ради них.
Тишина.
– Я…
Погас еще один огонек.
– Я изменюсь.
За долю секунды что-то выдернуло буресвет из Шаллан. Она услышала далекий треск в физическом мире, как если бы ближайшие самосветы треснули, разом лишившись такого большого количества света.
Шейдсмар исчез.
Она снова была в каюте Ясны.
Пол, стены и потолок таяли, превращаясь в воду.
Шаллан погрузилась в ледяные черные глубины. Она забилась в воде, платье мешало ее движениям. Вокруг тонули вещи, вся ее привычная жизнь.
Веденка неистово рванулась к поверхности. Изначально у нее была смутная идея выплыть и помочь морякам освободиться, если те связаны веревками. Теперь, однако, она поняла, что едва ли сумеет отыскать путь наверх.
Что-то окутало ее, как если бы сама тьма вдруг ожила.
И потянуло еще глубже.
8
Нож убивает, солдат воюет
Я не пытаюсь использовать свою скорбь как оправдание, лишь как объяснение. Люди ведут себя странно, после того как столкнутся с неожиданной потерей. Хотя Ясна была вдали от меня некоторое время, ее потеря стала неожиданной. Я, как и многие, считала ее бессмертной.
Из личного дневника Навани Холин, йесесач, 1174
Знакомый скрежет деревянного моста, который становится, куда нужно. Солдаты сначала идут по камням, и звук их мерных шагов звучит глухо, а потом они переходят на дощатый мост, и топот делается гулким. Где-то далеко кричат разведчики, возвещая о том, что путь свободен.
Далинар хорошо знал звуки, сопровождавшие вылазку на плато. Когда-то он жаждал их услышать. От вылазки до вылазки испытывал нетерпение, всей душой стремясь разить паршенди своим клинком, добывать богатство и признание.
Тот Далинар желал искупить свой позор – то, как он лежал в пьяном забытьи, пока его брат сражался с убийцей.
Во время вылазки на плато вокруг простирался однообразный пейзаж: голые, зазубренные скалы, большей частью того же тусклого цвета, что и каменная равнина, на которой они располагались, и лишь время от времени тут и там попадались кучки камнепочек с закрытыми панцирями. Эти растения не зря так назывались – их часто путали с камнями. Ничего другого нельзя было увидеть от того места, где ты стоял, до самого горизонта; и все, что можно было принести с собой, все, имевшее отношение к людям, казалось пустячным по сравнению с необъятностью этих бесприютных плато и смертоносных ущелий.
За много лет эта работа превратилась в рутину. Маршировать под белым, точно расплавленная сталь, солнцем. Пересекать одну расщелину за другой. В конце концов вылазки на плато превратились из ожидаемых вещей в те, которые делались по долгу службы. Ради Гавилара и славы – да, но, по большей части потому, что алети – и их враги – были здесь. С этим надо что-то делать.
Запахи во время вылазки на плато были запахами великого спокойствия: раскаленный камень, пересохший крем, прилетевшие издалека ветра.
С недавних пор эти вылазки вызывали у Далинара отвращение. Они были легкомысленным растрачиванием жизней. Их порождала жадность, а не желание исполнить Договор Отмщения. Многие светсердца появлялись на ближайших плато, достичь которых было нетрудно. Но алети этого было мало. Они стремились дальше, устраивая штурмы, и платили за это высокую цену.
Впереди на плато сражались люди великого князя Аладара. Они прибыли раньше армии Далинара, и все развивалось знакомым образом. Люди против паршенди, извилистым строем, каждая армия пытается отбросить противника. Люди могли отправить на поле боя намного больше солдат, но паршенди добирались до плато куда быстрее и без проволочек захватывали их.