– Все сделаем.
– Сиг, скажи людям, чтобы держали ухо востро. Эта битва, скорее всего, будет зрелищной. Но они должны думать о возможном нападении убийц, а не о дуэли.
– Он правда собирается сражаться с двумя сразу?
– Ага.
– Разве он сможет победить в таком бою?
– Не знаю, и мне наплевать. Наша работа состоит в том, чтобы следить за другими угрозами.
Сигзил кивнул, собрался уходить, но поколебался и взял Каладина за руку.
– Кэл, ты мог бы к ним присоединиться, – сказал он негромко. – Если король восстанавливает Сияющих рыцарей, у тебя есть повод показать, кто ты такой на самом деле. Далинар пытается, но слишком многие считают Сияющих силой зла, забывая о добре, которое они творили, до того как предали человечество. Но если ты продемонстрируешь свои силы, люди могут передумать.
Присоединиться. Под руководством Амарама. Нашел дурака.
– Ступай и передай мои указания. – Каладин высвободил руку из хватки Сигзила и побежал следом за королем и его свитой. По крайней мере, день был солнечным и в весеннем воздухе ощущалось тепло.
Сил металась рядом, пока он шел.
– Каладин, Амарам тебя разрушает, – прошептала она. – Не позволяй ему.
Он стиснул зубы и не ответил. Вместо этого он приблизился к Моашу, который командовал отрядом, охранявшим светледи Навани, – она предпочитала следить за дуэлями снизу, из комнат для приготовления.
В глубине души он спрашивал себя, стоит ли позволять Моашу охранять кого-то, кроме Далинара, но, буря свидетельница, Моаш поклялся ему, что больше не будет предпринимать никаких действий против короля. Каладин верил ему. Они Четвертый мост.
«Моаш, я тебя из этого вытащу, – подумал Каладин, отводя мостовика в сторону. – Мы все исправим».
– Моаш, – проговорил он негромко. – С завтрашнего дня я поручаю тебе патрулирование.
Тот нахмурился:
– Я полагал, ты хочешь, чтобы я охранял… – Его лицо помрачнело. – Это все из-за того, что случилось в таверне?
– Отправляйся с патрулем подальше, в сторону Нового Натанана. Тебя не должно здесь быть, когда мы разберемся с Грейвсом и его людьми. – Он и так уже слишком долго ждал.
– Я не уйду.
– Уйдешь, и это не…
– Они поступают правильно!
Каладин нахмурился:
– Ты опять с ними встречался?
Моаш отвернулся:
– Только один раз. Чтобы убедить их, что ты вернешься.
– И все-таки ты нарушил приказ! – воскликнул Каладин. – Клянусь бурей, Моаш!
Внутри арены поднимался шум.
– Поединок скоро начнется, – бросил Моаш. – Мы можем обсудить это позже.
Каладин стиснул зубы, но приятель, к несчастью, был прав. Момент неподходящий.
«Нужно было разобраться с ним с утра, – подумал Кэл. – Нет, надо было принять это решение еще несколько дней назад».
Сам виноват.
– Моаш, ты отправишься патрулировать. Нельзя игнорировать приказы только потому, что ты мой друг. Ступай.
Мостовик побежал вперед, собирая свое отделение.
Адолин присел возле своего меча в комнате для приготовлений и обнаружил, что ему нечего сказать.
Принц посмотрел на свое отражение на клинке. Два осколочника разом. Он никогда не пробовал сражаться так за пределами тренировочной площадки.
Битва с многочисленными противниками была нелегкой. Если в какой-нибудь хронике говорилось о человеке, который сразился с шестью врагами или что-то в этом духе, то правда, скорее всего, заключалась в том, что он как-то сумел разобраться с ними поодиночке. Двое сразу – это было сложно, если они оказывались подготовленными и внимательными. Не невозможно, но по-настоящему сложно.
– Вот в чем все дело, – проговорил Адолин. Ему надо было сказать мечу хоть что-то. Таков обычай. – Давай-ка устроим зрелище. А потом сотрем улыбочку с физиономии Садеаса.
Он встал, отпустил клинок. Вышел из маленькой комнаты для приготовлений, прошел по туннелю с резными и раскрашенными скульптурами дуэлянтов. В комнате в конце туннеля сидел Ренарин в холинском мундире – он надевал мундир по официальным случаям вроде этого, а не шквальную форму Четвертого моста – и нетерпеливо ждал. Тетушка Навани откручивала крышку с баночки с краской, чтобы нарисовать охранный глиф.
– Не надо. – Адолин вытащил готовый из кармана. Глиф синего холинского цвета означал «непревзойденное мастерство».
Навани вскинула бровь:
– Девушка?
– Да, – сказал Адолин.
– Неплохая каллиграфия, – проворчала Навани.
– Она чудесна, тетушка. Хотел бы я, чтобы ты дала ей хоть один шанс. И она ведь на самом деле хочет поделиться с тобой своими изысканиями.
– Поглядим. – По сравнению с предыдущими случаями, когда речь заходила о Шаллан, в ее голосе было больше задумчивости. Добрый знак.
Положив охранный глиф на жаровню, Адолин опустил голову и стоял так, пока он не сгорел. Молитва к Всемогущему, просьба о помощи. Его сегодняшние противники, скорее всего, прямо сейчас возжигали собственные молитвы. Как Всемогущий решал, кому помочь?
«Не могу поверить, – подумал Адолин, поднимая голову, когда окончилась молитва, – что он способен даровать победу тем, кто служит Садеасу, пусть и не напрямую».
– Я переживаю, – сказала Навани.
– Отец думает, план должен сработать, и Элокару все очень понравилось.
– Элокар иногда поддается эмоциям, – возразила Навани, скрестив руки и наблюдая, как сгорают остатки охранного глифа. – Условия все меняют.
Условия – обговоренные с Релисом и произнесенные перед верховной судьей чуть раньше – заключались в том, что сражение должно было идти до того момента, пока одна из сторон не сдастся, а не до того, как будет разбито определенное количество броневых пластин. Это означало, что, даже если Адолин сумеет победить одного из противников и заставить его признать поражение, другой сможет продолжить битву.
И еще это означало, что принц не должен был прекращать сражаться, пока не убедится, что его превзошли.
Или пока не лишится возможности сражаться.
Подошел Ренарин, положил руку Адолину на плечо.
– Я думаю, план хорош, – сказал он. – У тебя все получится.
– Они попытаются тебя сломить, – добавила Навани. – Потому и настояли, чтобы битва шла до признания поражения. Тебя попытаются искалечить.
– На поле боя все обстоит так же, – напомнил он. – А в нашем случае они не станут меня убивать. Я им лучше пригожусь в качестве наглядного урока с омертвелыми ногами, но не в качестве кучи пепла.