– Зрачки нормальные, кровь бьется в жилах в общем-то нормально, щеки побледнели… Ну так это тоже нормально. По всем приметам ты врешь, Валерий Цириний Гальба. Впрочем, это легко проверить… – нож царапнул кожу под соском, и сердце заледенело, словно острие коснулось его.
– Нет, госпожа!
Нож отодвинулся.
– Что такое, Валерий Цириний Гальба? Ты хочешь что-то сказать?
– Я солгал, госпожа. Смилуйся!
Девочка поднялась, отряхнула колено, спрятала кинжал:
– Тогда поживи еще чуток, Валерий Цириний Гальба. Вставай! Быстро! А то как бы у кого-нибудь еще Сердце не заболело. Отпустите его, —холодный взгляд пробежал по лицам пленников.
Валерий вскочил, не дожидаясь второго понукания, подхватил свой мешок.
– Вперед.
Пробившись к Валерию, Луций сказал, глядя в сторону:
– Она все знала заранее. Понимаешь?
– Что она знала?
– Она знала, что ты будешь жаловаться на боль в сердце, знала, что это будет притворство. Знала и смеялась.
Валерий зло покосился на товарища, но спросил заинтересованно:
– А что-нибудь еще она говорила?
– Говорила, что убивать нас не будут. У них есть где-то лагерь для пленных. Мы будем там, пока нас не освободят, или… пока Рим не заключит с ними перемирие. Тогда пленных отпустят за выкуп.
– Хоть что-то доброе, – помолчав немного, Валерий неожиданно спросил: – Ты был с ней наедине?
– Да.
– Ну и как?
– Что, как?
– Как она?
Луций вспомнил недавние пощечины, усмехнулся:
– Никак. Я для нее всего лишь редкий зверь. Римлянин с сердцем. Забавная диковина.
– Ну а сам-то ты?
– А мне жить еще не надоело.
– Струсил. Жаль, не я там был. Я бы не упустил случай. Обязательно попробовал бы подластиться.
– Ты уже попробовал. К этой не подластишься.
– Недотрога сопливая! – при воспоминании о недавнем позоре Валерия всего передернуло. – Попадись она мне раньше…
Луций поспешно толкнул приятеля.
– Замолчи! Она же в трех шагах. Все слышит…
Но было уже поздно. Прозрачно-серые глаза девочки зацепились за них, скользнули вдоль гряды гор, остановились на чем-то впереди. Валерий проследил ее взгляд и прикусил губу, – это был римский крест с распятым на нем мертвецом.
Когда крест оказался совсем рядом и удушливый смрад гниющего тела полностью вытеснил воздух, она приказала:
– Стойте, – и, указав на Валерия, велела: – Безухий, Волслав, к кресту его. Да покрепче. Чтоб не отвязался. И не убежал. Чтоб, кроме креста, ни к кому не ластился!
Воины грубо скинули с Валерия его ношу, заломили руки, поволокли к кресту, а еще через несколько минут кожаные ремни обвили тело пленника, притиснув к столбу.
Безухий – коренастый, черноволосый мужчина, одно ухо которого было проколото в знак недавнего рабства, а другого вообще не было, – проверил путы, похлопал его по щеке, сказал, указывая на висящего:
– Римлянину не нравится запах? Ничего. Через пяток дней ты будешь так же благоухать.
Волслав поднял мешок, взвалил его на спину ближайшего пленника. Тот согнулся под двойной ношей, но возражать не посмел, – впереди виднелся еще один крест. Жестокая мета, одна из многих, оставленных римлянами по пути сюда.
Валерий долго смотрел вслед уходящим. Приближалась холодная ночь, но не она страшила его. Страшил день, который наступит вслед за ночью. Жаркое солнце опалит ему кожу, раскалит камни под ногами, мухи и слепни вопьются в тело… И даже если ему, на его беду, суждено будет пережить этот день, то второй наверняка прикончит его. Он попытался шевельнуться. Ремни были затянуты на совесть. Юноше оставалась лишь одна надежда: если кто-нибудь случайно будет проходить мимо и он (Валерий) скрыв, что он – римлянин, сумеет уговорить прохожего развязать и взять его с собой. Только поверят ли ему?
Тем временем отряд, состоявший из пленных и охранявших их воинов, шел по каменистым горным тропам, и только когда ночь накрыла горы, приостановился, но ненадолго.
Впереди мелькнул огонь.
Воины подняли пленных и погнали вперед, на свет.
К костру, точнее к кострам, добрались нескоро. После обмена приветствиями несколько воинов зажгли факелы и при их свете повели отряд дальше – к узкой щели-спуску. Вниз воины спускаться не стали. Они загнали туда пленных, а сами остались наверху.
Лиина передала старшему пестро раскрашенную баранью косточку —это был приказ и пароль одновременно.
Пленники некоторое время спускались вниз. Под ногами хлюпала невидимая в полной темноте вода. Кое-как отыскав сухое место, они скинули мешки и, подкрепившись сухарями, легли, прижавшись друг к другу, недобрыми словами поминая варваров, не оставивших им и единого плаща на всех.
На рассвете их разбудил грохот. Еще не поняв причины, они подхватили мешки и бросились вниз, подальше от опасного шума, а через некоторое время уперлись в обрыв. Дальше пути не было. Не было и входа. Там, где они вошли, – высился завал из камней.
Пленники огляделись и только теперь заметили, что они не одни. Из крошечных пещерок, из-под камней выглядывали ободранные и заросшие люди. Потом новички узнали, что всего в этой щели сидели пятьдесят два пленника, – все, что оставили варвары от тысяч, посланных на их, дикарей, усмирение.
Солнце вставало медленно и неотвратимо. Сперва розовое сияние подсветило редкие облака и верхушки гор, потом золотая корона лучей украсила высившуюся на востоке гору, а вскоре и само светило неторопливо выплыло на лазурную синеву неба…
Валерий, не отрывая глаз, следил за восходом солнца. Так жертва следит за неспешными движениями палача. Первые лучи несли блаженное тепло для пропитавшегося ночным холодом тела. Мягкое и нежное, оно окутало его…
Но жар постепенно нарастал, становясь невыносимым. Через час лучи солнца стали тяжелыми, еще через час одежда юноши взмокла от выступившего пота. А день только-только начинался. Валерий покорно прикрыл глаза – смотреть больше было не на что.
Слева зашуршали камни. Он открыл глаза, вскинул голову. Ничего. Наверное, ящерица шмыгнула по склону и потревожила камни. Запах, идущий от мертвеца, становился все тошнотворнее. В мареве воспоминания всплыло лицо вчерашнего раба: «Через пять дней…». Что там, через пять дней, – к вечеру ему все будет безразлично.
Захрустели камни под ногами, задрожала от тяжкой поступи земля, металлические шишаки блеснули на солнце.
Легионы Рима?
Валерий сглотнул сухой ком и опустил веки, – сияя разномастным вооружением, по дороге шагали воины варваров. Когда грохот затих и перестал отдаваться в ушах, снова настала звенящая, изредка прерываемая сорвавшимся камнем, тишина.