Орлов спокойно смотрел на Ломоносова, глаза его блестели.
— Что скажешь, господин Орлов? Ты поступил как скорпион из басни, попытавшись ужалить того, кто тебя вез. Да только я не лягушка, как видишь, — вот и не потонул. А нам что с тобой делать прикажешь?
Петр достал нож — разбойник напрягся — и разрезал кляп.
— А что, мы уже не дети. Григорьева энтот хряк уговорил, — Орлов кивнул головой на мертвого волгаря. — Говорил яму, оглуши только, — а яму што, жизни чужой жалко-ли? А в остальном, конешно, я перед тобой виновен, казни. Попользоваться захотел золотишком, — а, чего отказываться-то, ежели есть? Мы, сибиряки, народ отчаянной. Вас, господ, что справедливость хотели, уважаем. А только денежки врозь, как говорится…
— По правде, тебя бы в реку спустить, Орлов, с дружками твоими. На море так бы и сделали. Но только ты все ж человек, с нами был три месяца, опять же, соотечественника на чужбине порешить грех. И с китайцами не хочу я объясняться, а потому и им тебя отдавать не буду. Иди на все четыре стороны, живи как хочешь. А вздумаешь нам пакостить — убъю тебя, — просто сказал Ломоносов. После чего тем же ножом перерезал веревки на пленниках. Угрюмые разбойники молча растирали затекшие члены. Выбравшись на палубу мимо стоящих шеренгой бывших товарищей, точно сквозь строй презрительного молчания, они, не глядя по сторонам, спустились на пристань. Ломоносов не сомневался, что они найдут себе службу, и мысленно пожалел того, к кому наймутся беглые головорезы.
— Эй, на американску шхуну «Минерва» нанимайтесь, тама матросы нужны! — крикнул вслед уходящим Черняков. Похоже, он до сих пор не простил американца.
Буквально через полчаса после этого явился китайский чиновник в курме и шапочке с шариком в сопровождении четырех солдат, вооруженных дадао или гунь-дао — своеобразными алебардами, представляющими широкие кривые мечи на древках. Кстати, в рукопашной схватке солдату, вооруженному штыком, с противником, действующим таким оружием, не справиться, если оно в умелых руках. Поэтому в боях с китайцами европейцы предпочитали расстреливать противника издалека, избегая рукопашной. С чиновником был переводчик, говоривший по-английски.
— Мне передавать, тут был большой драка! — перевел он вопрос офицера.
— Благодарю, господин офицер, но у нас здесь произошел маленький бунт, который был мной успешно подавлен, — отвечал Чижов, с поклоном вручая офицеру серебряный таэль, чтобы тот не поднимался на борт.
Ночью из трюма достали пушку, привязали к ней трупы погибших, вывезли их на лодке подальше от берега и утопили, чтобы скрыть следы.
На следующий же день через вторые руки Петр нашел торговца, согласившегося с некоторой уступкой купить золото за серебряную монету. На встречу в условленном месте отправились полтора десятка русских, все вооруженные до зубов. Золото принесли в двух мешках Барятинский и Рыпкин. Встреча сторон произошла без лишней помпы, в каком-то пустом складе, освещенном яркими лампами. Торговец, проводивший сделку, был весьма внушительной для китайца наружности, он сидел на принесенном для него стуле в окружении двух десятков вооруженных саблями и ружьями отчаянного вида головорезов. Вид этих людей кого угодно, казалось, мог заставить пожалеть об опрометчивом решении войти с ними в финансовые отношения. Однако же воинственный вид русских, словно сошедших со старинной картины о свирепых средневековых наемниках времен Тридцателетней войны, был способен отрезвить любого разбойника. Китайские бандиты, собранные в особые сообщества, не считают европейских преступников ровней. Однако же искусство войны людей Запада они научились уважать.
Китаец получил золото, которое тут же проверил, взвесил на весах и одобрительно поцокал, ткнув в клеймо с императорским двухглавым орлом. Русские взамен получили тяжелые мешки с серебряной монетой. Памятуя о том, как обвели китайцы графа Савву Рагузинского при заключении пограничного Кяхтинского договора, дав ему взятку фальшивой монетой, Петр тщательно проверил серебро. Он потребовал заменить несколько подозрительных монет. Глаза китайца сверкнули, но он выполнил требование, понимая, что и так купил золото с большой выгодой.
Для мешков с монетой путешественники позаимствовали небольшую тележку, завалив ее тряпьем. Дорога обратно была недалека, но могла ежесекундно грозить бедой. Русские шли, тесно окружив тележку, настороженно приготовив оружие и ежеминутно ожидая попытки нападения из-за каждого угла. Но все сошло хорошо: честная марка теневого дельца оказалась для китайца важнее сомнительной попытки грабежа, которая могла вылиться в форменное уличное сражение.
Затем Ломоносов и другие моряки предриняли поход вдоль пристани в поисках подходящего для найма корабля. Наконец, Арбузов показал Петру на большое, неуклюжее на вид голландское судно, украшенное по верхнему деку многочисленными пушечными портами.
— Немного старомоден и не слишком быстроходен, но я бы выбрал этот! — заметил он.
Голландский корабль носил имя «Betrouwbaar», что значило в переводе «Надежный», — это было оправдывавшее свое название большое старомодное ост-индское судно, вооружением напоминавшее фрегат. Петр поднялся на борт и представился русским купцом, следующим со своими людьми в Европу. Капитан Хуго Враенстийн за солидную плату взялся довезти всех путешественников в нидерландский город Миддлбург, располженный на острове в устье Шельды. Там до самого конца XVIII века располагались главные склады Голландской Ост-Индской компании, ныне уже лет тридцать почившей в бозе. Корабль был своего рода достопримечательностью, так как пережил и компанию, и лет на пятнадцать большинство своих старомодных собратьев.
После этого суденышко, привезшее их в Гуанчжоу, русские беглецы быстро сбыли на дрова китайскому торговцу и перебрались на голландский корабль. Через две недели судно отплыло в Европу…
Глава 64
Берег дальний…
Под нависшим серым ноябрьским небом 1827 года свинцовые волны холодного Северного моря разбивались о низменные берега острова, расположенного в устье Шельды. Ветер лениво крутил крылья ветряков, стоящих прямо на набережной порта Флиссинген. В это время, отделившись от туманного горизонта, к порту приблизилось большое трехмачтовое судно, истрепанное волнами дальних морей. Когда оно уже подходило к пристани, на его борту стало возможно различить свежеобновленную надпись: «Betrouwbaar»…
Остров Валхерн, принадлежащий к нидерландской провинции Зеландия, плоский как блин и продуваемый ветрами со всех сторон света. В туманные дни он подобен краю обитаемого мира. Именно такое впечатление он и произвел на три десятка иноземцев, спустившихся с борта корабля на пристань. Все они были скромно, но добротно одеты по нынешнему холодному времени года. Многие из них отличались высоким ростом, впрочем, довольно обычным среди голландцев. Во всяком случае, несмотря на загар, приобретенный в жарких широтах, ясно было, что это не южане. Пожитков у них было немного.
Флиссинген служил аванпортом значительного торгового города Миддлбурга, расположенного всего в двух верстах в глубь суши — столицы острова, где находятся обширные склады, некогда принадлежавшие Ост-Индской компании. Именно туда и направились прибывшие путешественники — пешком, чтобы размять ноги после долгого плавания.