Маленькая победа: похоже, леди Джоанна огорчена тем, что им вскоре предстоит разлучиться.
Извинившись, Мартин поднялся, поправил ножны меча на поясе и добавил, что время уже позднее, леди необходимо как следует отдохнуть, а его обязанность — охранять лагерь до тех пор, пока его не сменит один из воинов капитана Дрого.
Но едва рыцарь оказался за пределами освещенного костром круга, как на него едва не налетел сэр Обри.
— И вы поверили этой женщине? — свистящим шепотом проговорил он, хватая рыцаря за руку. Мартин невольно отстранился, но лорд продолжал, при этом его глаза сверкали во мраке, как у разъяренного кота: — Благородные де Шамперы! Знали бы вы, сэр, в каком змеином гнезде я оказался, породнившись с ними! Истинно говорят: высокородное отребье вечно прикрывает свой срам титулами, замками, пестрыми гербами и громкими девизами… Таковы и де Шамперы. Одна из сестер-близнецов, напыщенная святоша, обирает всю округу, да так, что сумела удвоить владения своей обители. Другая — выскочка графиня Лестер, не только забралась в постель к старику, чтобы возвыситься, но и, как последняя шлюха, блудила с королем, чтобы вызволить из заточения своего мужа-изменника. Старый Плантагенет был охоч до податливых красоток, однако, попользовавшись ею, и не подумал выпустить Роберта де Бомона. А Генри Эльф! Ведь это просто безмозглый смутьян, умудрившийся рассорить валлийцев с Мортимерами как раз тогда, когда король с таким трудом заключил с ними мир! И лорд Артур был вынужден убрать его с глаз долой, чтобы этот Генри не был схвачен и приговорен к заслуженной каре королевскими шерифами. Зато его наследник, тихоня Гай Гронвудский, — тупая и послушная овца, выполняющая все прихоти родителей и не смеющая подать собственный голос…
Сэр Обри перевел дух и продолжал вполголоса:
— Я уж не говорю о бароне и баронессе… Святые на небесах покатились бы со смеху, услышав о том, что у этой парочки имеется какая-то честь! Ибо бастардная полоса в их гербе оказалась не случайно, и всем известно, что высокородный Артур де Шампер — незаконнорожденный брат Генриха Плантагенета, и этому обстоятельству обязан своим возвышением. А леди Милдрэд Гронвудская — это и вовсе нечто особенное. Это развратная саксонская девка, чей позор известен всей Англии! Сейчас она кичится своей знатностью, однако люди хорошо помнят, что она была наложницей сына короля Стефана Блуаского — безумного принца Юстаса.
[83] Но не простой наложницей, а богатой, оттого-то Плантагенет и всучил ее своему незаконнорожденному братцу, чтобы тот завладел ее землями. Да только в придачу ему пришлось признать своим первенцем сына леди Милдрэд и этого самого Юстаса — Уильяма. Впоследствии у Артура де Шампера появились и собственные сыновья, вот почему он и настоял, чтобы ублюдок Блуа вступил в орден Храма, а затем и вовсе покинул Англию. Маршал тамплиеров Уильям де Шампер… Х-ха! Уж кому-кому, но вам-то известно, что храмовники приносят обеты бедности, послушания и безбрачия, а это значит, что незаконный отпрыск леди Милдрэд никогда не сможет предъявить свои права на земли и титулы де Шамперов! Все: владения, деньги и титул барона Малмсбери и Гронвуда унаследует покорный Гай, тогда как на долю Уильяма выпало изо дня в день рисковать своей головой в войне с неверными.
Мартин был поражен.
— Это правда? Значит, прославленный маршал ордена Храма… незаконнорожденный сын?
Обри открыл было рот, чтобы ответить, но вдруг охнул, рванулся вперед и едва не рухнул в объятия рыцаря. А в следующий миг Мартин увидел позади него капитана Дрого, который, похоже, угостил своего лорда отменным пинком. Но на этом Дрого не остановился: схватив Обри за шиворот, капитан встряхнул его, как терьер треплет пойманную крысу, с такой силой, что грузный лорд рухнул на колени. Дрого уперся рукой в его затылок, повалил лицом на землю и, как казалось, вовсе не собирался отпускать.
— Пес, ты сейчас же признаешься рыцарю д'Анэ, что нагло солгал! Как ты посмел порочить своих благодетелей и моих добрых хозяев, от которых все эти годы видел только добро?
Обри тяжко сопел и твердил, что все сказанное им известно любому пастуху в Норфолке. Тогда Дрого с еще большей силой надавил коленом на его загривок, и лорд волей-неволей был вынужден признать, что и впрямь оклеветал родню супруги.
Мартин беззвучно отступил в тень. Пусть сами решат, кто из них прав. Если Обри, освободившись от железной хватки капитана, схватится за оружие, то Дрого вполне способен его убить. С другой стороны, лорд Незерби, как бы ни был он уязвлен, наверняка понимает, что ему не устоять против опытного воина.
Мартин продолжал молча наблюдать за происходящим, оставаясь невидимым во мраке. Обри наконец удалось подняться. Цедя ругательства, он отряхнул испачканную одежду, а затем направился туда, где за грудой камней находилась его постель — разостланные овчины. Дрого же как ни в чем не бывало вернулся к костру, где все еще сидели, беседуя, Сабир и повар Бритрик.
«Я мог бы этой ночью покончить с Обри, — подумал Мартин. — И возложить вину за случившееся на Дрого. Сабир подтвердил бы мои слова, да и Бритрик вынужден был бы признать, что капитан ссорился с его господином».
Это было бы подло, зато Обри больше не был бы помехой их отношениям с Джоанной. Но зачем убивать англичанина, если он, Мартин, и без того знал, как от него избавиться, и не без пользы для себя.
ГЛАВА 10
Обычно, когда Мартин вступал в поединок — неважно, была ли это смертельная схватка или простой тренировочный бой, — его душа ликовала. Вот для чего я рожден, вот где способен проявить всего себя! — пели каждая его мышца, каждый взмах меча, каждый выпад или туше.
Но когда Мартину удалось заставить Обри де Ринеля снова поупражняться с ним в бою на мечах, потребовалось все его искусство, чтобы провести поединок так, чтобы соперник не заподозрил подвоха. Госпитальер широко и медлительно заносил оружие, чтобы лорд успел предугадать направление удара и успешно отразить его. Мартин, даже тесня Обри, чересчур суетился и при этом часто открывал то бок, то голову, вынуждая тем самым противника атаковать. Все эти усилия привели к тому, что англичанин, не успев остановить меч в момент удара, довольно чувствительно задел плечо рыцаря-госпитальера.
Мартин чертыхнулся сквозь зубы, а рука на некоторое время онемела. Неужели Обри не понимает, что это всего лишь игра, а не настоящий бой? Или он не привык к подобным упражнениям? Знал бы Мартин об этом заранее, предпочел бы сойтись с прославленным победителем турниров на обычных палках — вроде тех, с какими обучают совсем неопытных воинов.
И все же Мартин заставил себя улыбнуться: