По прибытии на место сэр Обри немедленно распорядился, чтобы ему предоставили самый крепкий и удобный дом, даже не поинтересовавшись, где придется ночевать супруге. Это Мартину пришлось позаботиться о постое для женщин и остальных спутников. И хотя в этих местах никто не слыхивал об удобствах, наутро леди Джоанна объявила, что прекрасно выспалась на своем тюфяке. И сопроводила эти слова такой ясной улыбкой, что рыцарь невольно сравнил ее со светом занимающегося ясного дня.
Разумеется, на тропе они снова оказались рядом, а бедняге Иосифу пришлось смиренно выслушивать нескончаемые жалобы лорда на тяготы пути в горах.
Так продолжалось в течение еще двух дней. Сэра Обри, казалось, нисколько не занимало, что его супруга проводит все больше времени с рыцарем-госпитальером. Причем ее попытки привлечь к себе внимание рыцаря порой становились столь явными, что Мартин даже заподозрил: уж не желает ли она таким образом вызвать ревность супруга? Чтобы избежать стычки, а заодно и немного подразнить Джоанну, он решил уделить внимание и лорду. Присоединившись к нему, рыцарь заговорил с ним о превратностях, которые ждут их уже на следующем отрезке пути.
Выслушав его, сэр Обри возмутился:
— Вы шутите, сударь! Нам и без того приходится то и дело спешиваться и тащить лошадей под уздцы по обрывам, а вы говорите, что в дальнейшем дорога станет еще хуже!
— Нам осталось преодолеть только вот этот перевал, — Мартин указал вверх, где громоздились покрытые лесами кручи. — Здесь нет проторенных караванных путей. Да и много ли в них проку, если вы сами отказались следовать с караваном грека Евматия?
Воспоминание об этом смутило сэра Обри; впрочем, сейчас ему жаловаться не приходилось — он полностью зависел от доброй воли рыцаря-госпитальера и щедрости Иосифа.
— А найдется ли какое-нибудь пристанище в этих диких горах? — спросил англичанин, помедлив.
Мартин взглянул на лорда с дружелюбной улыбкой:
— Мы поступим как первые пилигримы — заночуем под открытым небом. Разве это может остановить такого воина, как вы?
Обри предпочел отмолчаться. В словах рыцаря ему почудилась насмешка.
При всяком удобном случае Мартин продолжал упражняться с оружием. Так было и накануне. Сперва он вызвал Эйрика, и тот, фехтуя двумя мечами, сразу начал теснить рыцаря и вызвал своим мастерством всеобщий восторг. Однако Мартин настолько хорошо изучил манеру боя рыжего, что предвосхищал все его выпады и коварные удары. Куда интереснее было упражняться с Сабиром — изворотливым и совершенно непредсказуемым.
Однако сейчас было не время обнаруживать перед спутниками, каким блестящим бойцом является сарацин, и Мартин предложил сэру Обри выступить против него. Каково же было удивление мнимого госпитальера, когда со второго удара ему удалось обезоружить прославленного турнирного бойца. Неужели перед ним победитель знаменитого турнира в Винчестере, некогда завоевавший воинским искусством благосклонность леди Джоанны и ее отца?
Мартин решил, что происшедшее — нелепая случайность. Подняв меч сэра Обри, он снова протянул его владельцу. Но тот, сделав пару неуклюжих выпадов и нанеся два-три удара, над которыми посмеялся бы любой мальчишка-оруженосец, вложил клинок в ножны и отступил со словами:
— Поглядел бы я на вас, сэр рыцарь, если бы нам довелось встретиться на ристалище в конной сшибке!
Нет спора — тяжеловооруженный конный воин с длинным копьем в те времена считался самой могучей боевой силой. Но Мартин мгновенно почувствовал, что лорд, будучи признанным мастером копейного боя, практически не владел мечом и приемами ближнего боя. Вероятно, поэтому он и пытался уклониться от участия в крестовом походе: война в Святой земле ни в чем не походила на рыцарские забавы.
Но гораздо больше, чем смехотворная неудача сэра Обри, Мартина тревожил Иосиф: его друг, и без того неважный наездник, до того был измучен переходом в горах, что едва держался в седле. Иосиф не жаловался, но в его глазах Мартин видел молчаливое страдание. Это и подтолкнуло его остановить отряд на длительный привал еще засветло, не нарушая старого правила: в горах надо устраиваться на ночлег до наступления темноты. Благо подвернулась просторная поляна, вблизи которой протекал чистый ручей. Между тем Сабир умудрился подстрелить в лесу крупную косулю и теперь вернулся к стоянке, сбросив добычу с седла под одобрительные возгласы спутников.
Повар Бритрик, давно не имевший возможности продемонстрировать свое искусство, тотчас принялся ловко свежевать дичину, с восторгом приговаривая и чуть ли не приплясывая от удовольствия:
— Вы, господа, пальчики оближете, когда я натру это животное пряностями, нашпигую нутряным жиром с диким чесноком и не спеша потомлю над углями, поливая его же собственным соком! А вашему слуге-сарацину, сэр рыцарь, по праву принадлежит лучший кусок, ибо он его заслужил сполна!
В отличие от леди Джоанны, которая по-прежнему сторонилась Иосифа и недоверчиво косилась на Сабира, повар легко сошелся с обоими. Глядя на то, как все трое шутят и пересмеиваются, Мартин невольно подумал о том, что все эти саксы из Незерби — славные и надежные ребята. В отличие от их господина.
И действительно — лорд Обри нелюдимо сидел в стороне, не принимая ни малейшего участия в устройстве лагеря, тогда как все прочие собирали валежник, разводили огонь и расседлывали лошадей, чтобы отправить их пастись на зеленой луговине у ручья. Служанки леди Джоанны, устроив некое подобие шатра из кусков ткани под ветвями старой лиственницы, натаскали воды и нагрели ее у огня, чтобы их госпожа и они сами могли омыться после трудного пути.
Еще не вполне стемнело, когда с делами было покончено и люди расположились у костра в ожидании, пока изжарится дичь. По рукам пошел мех с вином, в небе загорались первые звезды, доносилось негромкое журчание ручья. Кое-кто перекусывал лепешками с твердым, как камень, сушеным сыром.
— Как жаль, что я лишилась своей лютни, — заметила леди Джоанна с легким вздохом.
Она сидела на свернутых овчинах, опираясь на мшистую глыбу скального обломка, пламя костра отражалось в ее глазах, а темные волосы, обрамлявшие лицо, слегка вились — в ночном воздухе уже чувствовалась влага. Мартин заметил, что не в силах отвести глаз от лица этой женщины. Черт побери — ему все больше нравился план, разработанный Ашером бен Соломоном, во всяком случае — его первая часть!
— Что бы вы спели, если бы при вас была лютня, мадам?
— О, я знаю много песен! «Веселый монах» или «Роза в окне», «Где мой рыцарь» или «Когда рога поют зарю». Некоторые из них сочинил мой отец лорд Артур де Шампер. Когда в наши владения приезжала королева Элеонора или мы бывали при ее дворе в Пуатье, она просила отца петь для нее и называла его лучшим трубадуром Англии. И я порой пела вместе с отцом, а он радовался, что хоть один из его отпрысков унаследовал его дар.
— Расскажите о вашей семье, мадам, — попросил Мартин. — Вы нередко упоминаете близких, но для меня это всего лишь имена, пусть и славные.