Мартин еле сдержал усмешку: что за нелепая кличка — Персик!
И все же они продолжали мило беседовать, и Мартин, улучив момент, предложил даме прокатиться верхом в окрестностях крепости. Погода превосходная, в такой день нет ничего лучше, чем мчаться навстречу свежему ветру!
Леди Джоанна слегка растерялась, даже осведомилась: разумно ли отправляться на верховую прогулку, когда не далее как вчера в округе бесчинствовали газизы?
Вместо ответа Мартин бросил седло на спину саврасого и взглянул поверх него на молодую женщину с самой обворожительной из своих улыбок.
— Думаю, вам, мадам, не стоит ничего опасаться, пока я рядом!
В реплике звучали вызов и легкая насмешка.
Джоанна тут же парировала выпад, заметив, что и в самом деле не подумала о том, что ее спутник — рыцарь ордена Святого Иоанна, воины которого слывут лучшими в христианском мире. За исключением, разве что, тамплиеров, — лукаво добавила она и тут же принялась седлать свою гнедую кобылку, с легкостью обходясь без помощи конюха или слуги. Пусть леди и была высокородной особой, но обращаться с лошадьми умела, этого не отнимешь.
Они проехали пару миль по дороге по направлению к отдаленным холмам и рощам, за которыми вскоре показались плоские черепичные крыши небольшого селения и скромный купол сельской церкви. Джоанна не отставала от рыцаря ни на шаг, да и он не стремился обогнать спутницу. Уверенная посадка, умение слиться с лошадью в одно целое, ловкость, с которой леди Джоанна правила, — Мартин невольно залюбовался ею. Вскоре они достигли ущелья, по дну которого струилась небольшая речушка, но ехать дальше Мартин не рисковал — с ним была женщина. Сабир в деталях описал ему окрестности, но и он не успел разведать, что лежит за этим ущельем.
В крепость всадники возвращались шагом, неспешно беседуя.
В общении Мартин нашел Джоанну милой и даже забавной: в селении ей непременно понадобилось отведать местного меда, и она ела его со свежеиспеченной лепешкой, испачкав руки и лицо и сама же над этим смеясь. От пасшегося поодаль стада отделился черный козленок и потрусил им навстречу, жалобно блея, и Джоанна стала подзывать его столь же жалобным блеянием, пока тот не увязался за ее конем. Ее, северянку, удивляли зреющие в апреле апельсины и усыпанная опавшими лимонами земля под вечнозелеными деревьями — так в Англии осыпаются в августе яблоки с ветвей яблонь. Леди Джоанна восхищалась богатством и изобилием этого края, добавляя, что нет ничего удивительного в том, что сельджуки так яростно стремятся его завоевать. И, похоже, не остановятся, пока не добьются своей цели.
Мартин не поддержал тему, заявив, что, поскольку земли эти принадлежат Ромейской империи, ромеям и надлежит обуздывать аппетиты тюрок, утвердивших по соседству свой султанат.
Постепенно разговор перешел на него самого.
— Мне говорили, что родом вы из Намюра, — неожиданно спросила англичанка. — Значит, вы фламандец?
Мартин понятия не имел, где в действительности родился подлинный госпитальер Мартин д'Анэ, поэтому ответил, что он не фламандец, а француз и до поступления в орден жил в замке Маэн.
— Но вы вовсе не похожи на француза, — заметила собеседница. — Замок Маэн, говорите? Никогда не приходилось слышать о нем.
— Это недалеко от Ардеша в Пикардии.
— Мне это ни о чем не говорит. Я там не бывала.
— А вам приходилось много путешествовать?
— В последний год — да. Мне нравятся новые места и люди, их нравы и обычаи.
Рыцарю не хотелось углубляться в собственное «прошлое»: чем меньше англичанка будет о нем знать, тем легче будет ему исчезнуть впоследствии, а ей нечего будет поведать о мнимом госпитальере своему могущественному брату. Поэтому он уклонился и от ответа на вопрос, бывал ли он прежде в Святой земле.
Джоанна, заметив, что ее спутник стал скупиться на слова, решила, что, должно быть, это орденский устав требует от него скрытности. Но устав уставом, а на ее стан и ножки в стременах рыцарь тем не менее поглядывает, и не без удовольствия. Ах эти безбрачие, бедность и послушание! Кто в состоянии выдержать эти обеты, как бы ни была крепка вера? Вот и выходит, что все эти гордые паладины — обычные мужчины, истомленные длительным воздержанием…
Мартин про себя отметил, что его сближение с англичанкой развивается именно так, как он и надеялся: теперь Джоанна держится с ним вполне свободно и, уже уверенная в своей красоте, ведет себя так, чтобы привлечь к себе внимание молодого рыцаря.
Однако в следующее мгновение она озадачила его, осведомившись, на каком счету в ордене его оруженосец Эйрик. Ее служанка Саннива так счастлива с ним, а сам Эйрик уверяет, что готов обвенчаться с нею при первом же удобном случае.
«Вот болтун!» — рассердился Мартин, не вдаваясь в обсуждение достоинств Эйрика в качестве оруженосца. Разумеется, ничто не мешало ему выразить свое согласие — пусть рыжий добавит к своей коллекции венчанных жен еще одну супругу. Но внезапно Мартину стало жаль искреннюю и простодушную девушку, которой и без того досталось от разбойников. Откуда ей было знать, что влюбленность Эйрика — пусть и искренняя в эту минуту, — продлится ровно до тех пор, пока их пути не разойдутся. Если же их обвенчают в церкви, девушке придется ждать рыжего годами, не имея права сойтись с кем-либо другим. Да, порой Эйрик навещает своих милых, но после того, что он, Мартин, готовит для ее госпожи, у Саннивы нет ни малейшей надежды когда-либо снова увидеть своего варанга…
Вот почему он ответил решительным отказом, сославшись на то, что не может допустить венчания своего оруженосца в землях схизматиков-ромеев. В ордене такие вещи не прощаются.
Леди Джоанна явно огорчилась его резкости, и как только они оказались во дворе крепости, покинула спутника, бросив ему повод своей лошади, словно какому-нибудь груму. Мартин следил, как она поднимается по наружной лестнице в свою башню, до тех пор, пока она не обернулась и не помахала ему рукой.
А как только стемнело, он вновь занял пост под ее окном, будучи теперь вполне уверен, что Джоанна де Ринель наблюдает за ним.
Через несколько дней, как было условлено, отряд снова двинулся в путь, направляясь к Ликийскому побережью.
Поначалу дорога вилась по открытой холмистой местности, потом, в предгорьях, стала забирать ввысь, холмы мало-помалу превратились в высокие гряды Таврских гор, покрытые густыми лесами. Дорога превратилась в узкую тропу, и отряду пришлось растянуться кавалькадой. Впереди по-прежнему ехал Сабир, за ним Иосиф, к которому присоединился Обри, далее — греки-охранники, увлекавшие за собой навьюченных мулов, за ними — оживленно беседовавшие леди Джоанна и Мартин. Как того и требовали приличия, госпожу сопровождали камеристка, горничная и четверо уцелевших воинов из Незерби.
Замыкал кавалькаду капитан Дрого. Еще до отправления он заверил спутников, что ему намного лучше и чудодейственный бальзам Иосифа возымел свое действие. В пути капитан держался браво и был настолько приветлив с мнимым госпитальером, что Мартин заподозрил: возможно, вояка-сакс в известной мере одобряет его сближение с молодой госпожой.