— Пиона, я всецело надеюсь на тебя. И прошу проследить, чтобы будущая королева выглядела как подобает супруге властителя четвертой части Европы.
Он вскинул руку, не желая слышать, что Беренгария наотрез отказалась в дни, предшествующие крестной муке Спасителя, надевать что-либо, кроме грубошерстного подобия власяницы.
— С королями не спорят, сестра, и ты в этом убедилась на собственном опыте, я знаю. Сделай что-нибудь, иначе я не смогу отделаться от ощущения, что совращаю монахиню. Ты заметила, как эта отвратительная власяница натирает шею моей нежной невесты? Она явно причиняет ей боль, а я…
— Ты тоже причинишь ей боль в вашу первую ночь, этого не избежать, — с лукавой улыбкой возразила Иоанна.
Ричард неожиданно вспыхнул, но сдержался и слегка ущипнул сестру за щеку.
— Не тебе рассуждать о таких вещах, бесстыдница! Скажи лучше, как вы на своем юиссье уживаетесь с шотландцами? Довольны ли вы ими?
Иоанна принялась горячо нахваливать шотландских паладинов, особо выделив их капитана, рослого светлокудрого красавца Осберта Олифарда, и Ричард даже пошутил: дескать, похоже, что этот каледонский рубака приглянулся ей куда больше, чем король Франции, которому пришлось убраться ни с чем.
Шутка не понравилась Пионе, и она отвернулась, опустив на лицо вуаль, чтобы Ричард не заметил ее смущения.
Но король уже вглядывался в горизонт — тусклый, покрытый мутной свинцовой дымкой.
О, как ему не терпелось начать дело, которому он посвятил жизнь! Сколько сил было потрачено, сколько бешеной энергии и воли понадобилось, чтобы сдвинуть с мертвой точки эту гигантскую массу вооруженных людей, говорящих на разных языках и думающих по-разному. И вот — приходится болтаться, как поплавок в какой-нибудь сельской луже, тогда как отплывший ранее Филипп наверняка уже рубится с неверными. А ведь это его, Ричарда Плантагенета, война. И что бы там ни болтал Филипп, как бы ни намекал на то, что, по всем законам войны, именно ему надлежит быть главнокомандующим силами крестоносцев, ибо Ричард его вассал,
[78] — король Англии знал — только ему под силу одолеть сарацин и вступить в смертельную схватку с самим султаном Саладином.
Замеченная королем дымка тревожила и шкипера Питера. И пока Ричард возвращался на флагманское судно, Питер ломал голову над тем, что сулит этот свинцовый горизонт. Штиль может продержаться еще несколько дней, а может преподнести пренеприятный сюрприз, и весьма скоро. Тут уж все зависит от высших сил, в чьей воле то, что сейчас таится за горизонтом.
Ночь, однако, прошла спокойно. Лишь под утро задул легкий ветер, и бодрствовавший почти всю ночь капитан тотчас велел команде готовить такелаж. Заскрипели блоки, завизжали вороты, оживившиеся матросы приветствовали перемену погоды возгласами:
— Ветер! Ветер вернулся!
Вскоре наполнились и загудели паруса — впервые за долгое время. Шкипер поспешно прошел на корму.
Впору было радоваться — но день был вовсе не подходящим для этого.
Наступила Страстная Пятница, когда мрак спускается на землю, и всякий христианин должен мысленно сопутствовать Христу в его страданиях. Ветер крепчал, суда кренились, набирая ход, но уже повсюду на палубах показались священники и служки. К ним из трюмов поднимались воины и матросы, чтобы совершить Виа Круцис — обряд Крестного пути, состоящий из четырнадцати молитвенных стояний и воспроизводящий мученический путь Спасителя от суда у Понтия Пилата вплоть до его погребения, а затем склониться перед Святым крестом, закрытым в этот день в знак скорби покрывалом.
По завершении обряда Беренгария, все еще полная возвышенных переживаний, заметила, обращаясь к будущей золовке:
— Похоже, что наша свадьба в море все же не состоится!
Иоанне показалось, что в ее голосе звучит облегчение.
Шкипер Питер, едва священнослужители разоблачились, поспешно прошел на нос корабля и надолго застыл у резной фигуры птицы на форштевне, вглядываясь в туманную даль. От былого спокойствия на море не осталось ни следа. Судно то взмывало над водой, то стремительно опускалось, форштевень рассекал волны, взметая пену и брызги.
Ветер, между тем, набирал силу: сначала он был ровным, дул с запада, а к четырем часам пополудни повернул к северу и превратился в порывистый. Время от времени налетали шквалы. Небо на закате запылало мрачным огнем, но даже не эта картина, подобная окну в преисподнюю, тревожила шкипера. С севера надвигались, гася небо, тучи, в той стороне уже клубился сплошной мрак. Волнение росло, качка усиливалась, и многие на кораблях уже страдали от морской болезни.
Питер невольно выругался, помянув нечистую силу. Грешно, конечно, в такой день, но и сдержать себя он не смог: судя по перемещению сигнальных огней, зажженных на мачтах из-за рано наступившей темноты, корабли флотилии начали расходиться все дальше, нарушая первоначальный строй.
На флагманском нефе вместе с Ричардом находился предводитель тамплиеров Робер де Сабле — превосходный мореплаватель и знаток морских маневров, и уж если он допустил, чтобы корабли начали рассредоточиваться, значит, ему стало ясно, что этого все равно не избежать. Вскоре всякая связь между судами прервется, и шкиперам придется действовать по собственному разумению, на свой страх и риск. А ведь он, Питер из Бристоля, несет ответственность не только за судно, груз и команду, но и за невесту и сестру короля!
Все, что ему оставалось теперь, — следить за огнями флагмана, спустить паруса, закрепить гафели и гики и держать свой юиссье носом к волне.
Теперь шкипер твердо знал — грядет буря, и после долгого штиля и жары мощь ее будет огромной. Поэтому он больше не сквернословил, а хрипло напевал себе под нос покаянные псалмы, вторя голосам, доносившимся до него с палубы.
В своем покое в кормовой надстройке королева Иоанна и принцесса Беренгария горячо молились, время от времени вскрикивая и хватаясь за руки, когда судно взлетало ввысь, а затем стремительно проваливалось в долину между двумя волнами, словно норовило уйти прямиком на дно.
На короткое время ход юиссье выровнялся, и Иоанна, чтобы отвлечь Беренгарию, поведала ей о том, что на деле скрывалось за ее браком с Ричардом Английским. Ведь и здесь не удалось избежать расчета и тайной политической игры. Дело в том, что матерью матери Элеоноры Аквитанской была Филиппа Тулузская, а коль скоро это так, Плантагенеты имеют весомые права на графство Тулуза. Но для того, чтобы предъявить эти права, напав на Тулузу, необходимо обезопасить южные рубежи Анжуйских владений. И эта цель будет достигнута, когда Ричард и Беренгария обвенчаются, а Наварра станет естественным союзником державы Плантагенетов…
Она не закончила свой рассказ, с ужасом ощутив, как к горлу подступает тошнота. Пречистая Дева, когда же закончатся эти мучения!