Сабир слегка пожал плечами.
— У вас, назареян, все по-иному… и я не скажу, что это мудро. На мой взгляд, Джоанна де Ринель, леди Незерби, больше похожа на манящую гурию,
[55] чем на тот идеал, перед которым преклоняют колени ваши неразумные рыцари. В Никее она всеобщая любимица, ее окружают патрикии и рыцари, даже суровые тамплиеры отвешивают ей поклоны. Когда же она поет, все эти мужчины смотрят на нее с таким благоговением, что оно кажется святотатственным.
Уголок рта Мартина тронула усмешка.
— Из своих странствий по землям франков я знаю, что дама, наделенная музыкальным даром, пользуется особым почетом. Но скажи мне, какова она, эта англичанка? Так ли хороша, как уверял меня Ашер?
Сабир потеребил ниспадавший на плечо край чалмы. Губы его сложились в ироническую гримасу.
— А ты, друг мой, непременно хочешь, чтобы она оказалась хороша? Должно быть, так тебе легче забыть поцелуи дочери нашего господина, лучшего цветка в его саду?
Мартин не ответил, но его взгляд словно подернулся льдом.
Сабир — старый друг, но и Сабиру не дозволено насмехаться над его чувствами! Тем более когда горечь разлуки все еще томит сердце рыцаря.
Сарацин первым отвел взгляд и огладил сухой ладонью бороду.
— Трудно выдержать твой взор, Мартин. И все же не стоит гневаться. Снова напомню тебе, что для Ашера бен Соломона мы — всего лишь наемники, исполнители его воли. Платит он щедро, этого я не стану отрицать, но породниться с тобой…
— Ашер дал слово, — упрямо тряхнул головой Мартин. — И во все дни, что мы жили в его доме, не препятствовал нашим встречам с Руфью. Поэтому…
Он неожиданно умолк, вслушиваясь. И хотя во дворе караван-сарая было шумно, его чуткий слух уловил взволнованный голос Иосифа. В нем звучало отчаяние. Комнаты, отведенные сыну Ашера, находились поблизости, и сейчас оттуда явственно слышались призывы о помощи. Ромеи-охранники были в тот момент далеко, и рыцарь с Сабиром поспешили на зов.
Мартин первым распахнул дверь в комнату. Какой-то светловолосый франк в желтой бархатной тунике, вцепившись в горло Иосифа, тряс его так, что с головы юноши свалилась кипа, а волосы пришли в полный беспорядок.
Рыцарю едва удалось сдержать себя, чтобы не броситься на обидчика. В последнее мгновение Мартин опомнился: он был в обличье госпитальера, а рыцарю-христианину, пусть даже взявшемуся за плату охранять еврея, не подобало поднимать руку на единоверца. А франк явно был христианином — длинные соломенные волосы, крупный прямой нос, зеленовато-серые глаза под густыми, свирепо сведенными к переносью бровями свидетельствовали об этом не хуже, чем знак креста, нашитый на тунику.
Шагнув в комнату, Мартин опустил тяжелую руку на обтянутое бархатом плечо незнакомца.
— Ради Святого Иоанна!.. Что вы тут делаете, почтенный?
Тот выпустил метнувшегося в сторону Иосифа и обернулся к госпитальеру, все еще бурно дыша:
— Этот пес-иудей осмелился указать мне на дверь!
— Но ведь он у себя, не так ли?
Незнакомец перевел дух.
— Мое имя — Обри де Ринель, лорд Незерби. Я и моя супруга совершаем паломничество к святым местам. В пути я, как водится, поиздержался и решил призанять денег у этого пса. Больше того: я оказал ему честь и предложил за умеренную плату охранять в пути его негодную шкуру — а такой человек, как я, слов на ветер не бросает, клянусь гербом предков! И в ответ услышал, что лишних денег у него нет, после чего он потребовал, чтобы я удалился. Посмели бы мне сказать нечто подобное те евреи, которых мы резали в Бери-Сент-Эдмундс!
Этот человек имел в виду события двухлетней давности. Именно тогда Мартин отправился из Англии на континент с небольшой группой лондонских евреев, а уже в пути его догнала весть о том, что в городе Бери-Сент-Эдмундс, возникшем вокруг бенедиктинского аббатства, было жестоко убито более полусотни евреев.
Имя этого человека сказало ему также, что перед ним — супруг Джоанны де Ринель. И как бы ни хотелось ему вышвырнуть наглеца с галереи на утоптанную землю двора караван-сарая, приходилось считаться с обстоятельствами и полученным от Ашера бен Соломона заданием. Сблизившись с этим человеком, он обретет шанс быть представленным леди Джоанне, это сейчас важнее всего. К тому же, как сразу отметил Мартин, лорд Обри, его будущий соперник, был сильным и красивым мужчиной, чем, вероятно, и привлек к себе внимание прославленной красавицы.
Учтиво склонившись в легком поклоне, Мартин представился рыцарем-госпитальером из Намюра, а после того, как лорд Обри ответил на его поклон, сообщил, что у молодого еврейского купца имелись все основания отказать благородному англичанину. Сей Иосиф бен Ашер не так давно внес изрядный вклад в прецепторию иоаннитов в Намюре, и тамошний великий приор повелел ему, Мартину д'Анэ, направляющемуся в Святую землю, оберегать еврея в пути. Но если у рыцаря затруднения с презренным металлом, — добавил он, заметив, как затрепетали ноздри лорда Обри, — его долг единоверца и собрата по оружию оказать ему всяческую поддержку: они могли бы путешествовать вместе, и владелец Незерби не будет иметь денежных затруднений в пути.
Англичанину это пришлось по душе. Он объявил, что сочтет за честь иметь спутником рыцаря ордена Святого Иоанна и совсем не прочь скрепить новую дружбу чашей-другой доброго вина.
«За мой счет, разумеется», — усмехнулся про себя Мартин.
— Я подумаю над этим предложением, — вымолвил он. — Наш устав не столь строг, чтобы лишать рыцарей земных радостей. А пока, достойный сэр, примите небольшую помощь от лица ордена, дабы вам не приходилось испытывать мелких затруднений в ближайшее время.
На свет появился небольшой мешочек, плотно набитый монетами.
Сэр Обри просиял и поспешил удалиться.
Сабир презрительно заметил:
— Я здесь недавно, но уже успел убедиться, что этот желтоволосый — величайший скряга и вдобавок наглый вымогатель. Едва прибыв, он потребовал для себя и жены лучшие покои, но отказался уплатить столько, сколько требовалось. Затем поссорился с вожаком каравана Евматием, заявив, что тот его обобрал, и препирался с ним до тех пор, пока леди Джоанна не расплатилась с греком. Судя по всему, леди держит все деньги при себе и сама ими распоряжается, не доверяя супругу ни гроша. А тот норовит на каждом шагу наделать долгов.
Мартин знал об этом. Ашер бен Соломон сообщил ему, что сестра Уильяма де Шампера владеет векселями тамплиеров и получает по ним необходимые суммы в их Орденских домах. Неприглядная картина: дама, распоряжающаяся семейным достоянием в ущерб интересам супруга. Это усилило неприязнь Мартина к Джоанне из Незерби — чрезмерно властные женщины были ему не по душе.
Однако взглянуть на эту особу ему довелось лишь на закате, когда Джоанна вернулась с конной прогулки. Что говорить — выглядела она блистательно, и не менее пышным было ее окружение — знатные ромейские щеголи, пара рыцарей-франков, несколько тамплиеров и целая толпа слуг и стражников.