— Да защитит нас Бог Израиля! — судорожно всхлипнула Сарра. — Ибо как бы ни поступил король Ричард с прочими жителями Акры, я знаю — милосердия к детям избранного народа ждать от крестоносцев не приходится.
— Не могу согласиться, — неожиданно возразил Мартин. — Да, Ричард любит войну, но как правитель он рассудителен и успешен. Ему не придется объяснять, что евреи способствуют развитию ремесел и торговли, а главное — исправно платят налоги. Мне известно, что в Англии он строжайше воспретил еврейские погромы, а зачинщиков прежних бесчинств жестоко покарал.
Он тотчас пожалел об этих словах, заметив, какими взглядами обменялись лекарь Иегуда и госпожа Сарра.
Позже, когда врач распрощался и уже стоял на пороге, Мартин попросил его задержаться и шепнул на ухо несколько слов. Тот быстро взглянул на него и отступил.
— Как же вы решились укрываться у лазаритов? Вы в своем уме?
— Избежать этого не удалось. И таков был наказ Ашера бен Соломона.
— Ну что ж… — Иегуда бен Авриэль покачал головой. — Идемте в пустой покой. Придется вам раздеться донага.
Лекарь осматривал его так долго и обстоятельно, что Мартин даже несколько смутился. При этом он подробно расспрашивал молодого человека, как часто и как близко ему приходилось общаться с пораженными проказой и какие меры он применял, чтобы не заразиться.
— Вы поступали разумно, тщательно омываясь каждый день, — наконец произнес он с явным облегчением. — Я не вижу ни одного знака проказы. Должно быть, небо к вам милостиво. Но я все же пришлю вам кое-какие снадобья. И мой вам совет: возьмите у женщин швейную иглу и время от времени покалывайте кончики пальцев на руках и ногах. Если обнаружите хотя бы малейшие признаки потери чувствительности — немедленно покиньте этот дом ради блага всех, кто в нем живет!
Тем не менее слова лекаря принесли Мартину огромное облегчение. Разумеется, госпоже Сарре и ее домочадцам он не сказал ни слова, но усердно принимал присланные лекарем снадобья. Теперь его жизнь стала почти спокойной — если не считать того, что уже на следующее утро он проснулся от страшного грохота: крестоносцы возобновили обстрел башен и стен города.
Это продолжалось непрерывно — глухие удары, грохот осыпающихся камней, торопливое перемещение отрядов защитников крепости вдоль стен, ответные залпы по лагерю крестоносцев. Пыль носилась по улицам Акры, оседая на мостовой и проникая в дома, но жители, мало-помалу привыкнув к обстрелу, по-прежнему занимались своими делами: спешили на рынок и в лавки, рыбачили в порту, в мастерских стучали молотки чеканщиков и кузнецов, вертелись гончарные круги, муэдзины звали правоверных к молитве.
Даже дети Сарры перестали обращать внимание на грохот каменных ядер. Они беспечно играли в саду, а порой следили за тем, как упражняется Мартин. Он не давал своему телу передышки — подолгу висел на толстой ветке платана, работал с тяжелым брусом и шестом. Дубовый брус подыскал для Мартина Муса, тоже любивший поглядеть, как новый защитник его госпожи демонстрирует замысловатые выпады и прыжки. Пару раз он и сам попробовал сойтись с Мартином, чем привел детей сначала в неописуемый восторг, а потом разочаровал. Грузный Муса мог продержаться против Мартина всего несколько минут, и все кончалось тем, что молодой воин, словно играючи, выбивал оружие у него из рук.
Еще больше нравилось детям, когда Мартин неподвижно застывал в самых невероятных позах, подолгу сохраняя равновесие.
— Мартин превратился в дерево! — радостно вопил Эзра и начинал карабкаться на него, как на пальму.
Воин смеялся, подхватывал малыша и поднимал его как можно выше. Тот был в восторге, а сидевшая с рукоделием в тени госпожа Сарра смеялась, глядя на обоих. Но когда к забаве присоединялась и Нехаба, сурово одергивала ее:
— Ты уже почти взрослая, дочь моя! Веди себя скромно, как и подобает благонравной еврейской девушке.
Слыша это, Мартин невольно вспоминал, как страстно льнула к нему другая еврейка — его невеста, желанная Руфь. Однако по ночам его снова и снова тревожил образ Джоанны, и Мартин злился на себя, понимая, что тоскует без нее, тревожится о ее судьбе… Хотя о чем тревожиться, если Джоанна ныне под опекой самого короля Ричарда и его сестры? Да и Обри де Ринель наверняка уже появился в лагере…
Иегуда бен Авриэль был частым гостем в доме со смеющейся собакой. Еще дважды он столь же обстоятельно осмотрел Мартина и больше не возвращался к вопросу о проказе — тем более что молодой воин и сам с помощью иглы убедился в отсутствии каких-либо признаков болезни. Больше всего лекаря сейчас занимало то, что происходило вокруг Акры.
— Крестоносцы закончили постройку громадной баллисты, которую нарекли «Праща Господня», и каждая посланная ею в сторону Акры глыба дробит стены укреплений, словно они не из прочного камня, а из хрупкого дерева, — сокрушался Иегуда. — Не менее ужасны и осадные башни, которые ныне возводят в центре лагеря. Их три, и король Ричард повелел обтянуть каждую сырыми буйволовыми кожами, а снаружи обмазать толстым слоем мокрой глины, чтобы уберечь от снарядов с горящей нефтью. К счастью, сей безумец не ведает, что зажигательной смеси у защитников Акры больше нет и мы не можем сообщить об этом султану, так как в Голубиной башне не осталось почтовых голубей. А Саладин все шлет своих крылатых гонцов и приказывает во что бы то ни стало держаться!
— Значит, король Англии уже восстал с одра болезни? — полюбопытствовал Мартин.
— Не вполне. Он по-прежнему болен, но горит желанием сражаться и велит выносить себя на носилках к осадным орудиям, а время от времени ему подносят заряженный арбалет, чтобы он мог выпустить стрелу-другую в защитников Акры. И это поистине жестокое оружие — оно пробивает любые доспехи и наносит такие страшные раны, каких мне прежде не приходилось видывать.
— Бог Моисея, помилуй сотворенных тобою! — ахнула госпожа Сарра.
— Но есть и добрая новость, — усмехнулся в бороду лекарь. — Захворал король Филипп Французский. И болезнь его протекает крайне тяжело.
— А вы, господин Иегуда, оказывается, неплохо осведомлены о том, что творится в стане крестоносцев! — заметил Мартин.
На закате он отправился проводить лекаря к цитадели тамплиеров — Темплу. Эта крепость в крепости находилась вблизи берега моря. Именно там располагалась резиденция коменданта гарнизона аль-Машуба — охромевшего из-за раны, но продолжавшего отважно защищать Акру.
На обратном пути Мартину пришлось обогнуть огромный храм с остроконечным шпилем — тот, что привлек его внимание, когда он под покровом ночи пробирался в город из лагеря крестоносцев. Теперь он знал, что это за сооружение: до сарацинского завоевания оно носило имя святого Андре, а ныне собор был превращен в мечеть. Призыв муэдзина уже отзвучал, народу перед мечетью было немного, возможно, поэтому его внимание привлекла фигура застывшего перед порталом собора светловолосого невольника в отрепьях. Он тотчас узнал его: это был тот самый Мартин-аскалонец, которого стражники жестоко избили плетью у него на глазах.