– С тобой и твоей практиканткой.
Лицо сенатора сразу прояснилось, по его виду было заметно, что он считает себя чистым.
– Всем известно, что меня оклеветали и очернили. Более того, это удалось доказать. Схема гнусного шантажа была разоблачена, разве не так? Мне больше ничто не угрожает.
Настал момент истины. Как только она сделает это, она станет свободной. У Сесили пересохло в горле от волнения, но она смело шла вперед к намеченной цели.
– Речь идет совсем о других снимках.
На мгновение лицо отца затуманилось, но тут же его тревога как бы рассеялась.
– Не понимаю, что ты имеешь в виду.
Чувствуя одновременно горечь и отвращение, она положила свой телефон прямо перед отцом.
– Немного даже неловко, как много грязных снимков мне приходится показывать сегодня.
Едва Натаниэл Райли взглянул на экран телефона, как его лицо моментально посерело от страха. Посланные практиканткой-шантажисткой фото в прошлом году были своего рода грозным предостережением. Но сейчас на руках Сесили были другие, подлинные снимки, причем, вне всякого сомнения, очень опасные. На этих фото были засняты обнимающиеся сенатор и практикантка, причем и вид, и сама поза отца говорили о его несомненном похотливом желании; его горящие глаза, руки, прижатые к ее телу в тех местах, которые никак нельзя было назвать приличными. Нетрудно было предугадать реакцию матери, если бы она их увидела. Такого она никогда не простила бы отцу.
Сесили почувствовала страшную усталость, она, несомненно, победила, но какой ценой досталась ей эта победа!
– Как не хотелось верить в это! Я так верила тебе и, несмотря ни на что, хотела верить. Даже когда видела вас наедине и прекрасно знала, что вы вместе спите.
– Сесили, ты… – Голос отца задрожал и прервался. – …Ты показывала эти фото матери?
– Нет, не показывала. Мы с Митчем решили прибегнуть к ним только в самом крайнем случае, если ты не оставишь нам другого выбора. Незачем наносить маме удар такой страшной силы.
Не только они с братом не видели в этом необходимости, похоже, отец тоже был с ними согласен.
– С твоим братом? – прохрипел он.
Она кивнула.
– Эти снимки попали к нему давно. Митч, как и я, считал, что ты переменишься к лучшему, сможешь искупить свою вину.
Натаниэл Райли так стиснул корпус телефона, что его пальцы побелели:
– Как ты могла так поступить со мной? С твоим отцом?
– Разве не ты сам учил меня этому? Никогда не выказывать слабость. Никогда не сдаваться. Сколько раз я это слышала от тебя!
Отец бросил телефон на стол, тот упал со стуком, но не разбился.
– Что ты хочешь?
– Не слишком многого. Почти ничего, в сущности тебя это нисколько не касается, – печально проговорила Сесили. – Речь идет о моей свободе.
Она взяла свой телефон, закрыла приложение с опасными фото и сунула мобильник обратно в сумку.
– Надеюсь, ты сможешь все уладить, я имею в виду помолвку и негативные последствия в случае ее разрыва?
Кивнув, отец долго молча смотрел на дочь. За эти несколько минут он постарел лет на двадцать.
– Я не спал с ней, – промолвил он.
Он лгал. Лгал даже сейчас, в такой грустный момент для них обоих, потому что в действительности думал только о себе, о том, как спасти свою репутацию. Проверив все ли она взяла с собой, Сесили повернулась к нему. Ей было невыразимо тяжело и грустно.
– Какое это теперь имеет значение? Позволь мне напомнить тебе твои же слова: важна не столько реальность, сколько ее восприятие.
Бар, в котором в первый раз встретились Митч и Мадди, полностью преобразился в преддверии праздничного обеда, который стал своего рода генеральной репетицией. Шейн не узнавал так называемую пещеру. Софи, Пенелопа и Грейси натянули по периметру всего зала гирлянды с фонариками, которые освещали помещение приятным золотистым светом. Несколько столов, сдвинутых вместе, образовали один большой квадрат, они были покрыты белыми скатертями. Столы украшали цветы и горящие свечи. Девушки, похоже, немного заигрались с украшениями, но это пошло на пользу бару, он выглядел потрясающе. Место как нельзя лучше подходило к настроению младшей сестры Шейна.
Пока гости кружили по бару, Мадди в светло-желтом платье просто сияла от счастья, держа под руку своего будущего мужа.
Слава богу, ему больше не придется тревожиться за нее. Шейн был искренне счастлив за сестру. Все веселились как только могли.
Все, кроме него.
Сесили на празднике не было. Она бесследно исчезла. Как ни хотелось Шейну узнать у других, куда она подевалась, расспрашивать прямо он не решался. Предстоящие два дня принадлежали Митчу и Мадди. Не желая портить им праздник своим плохим настроением, Шейн с веселым лицом – так ему казалось – смотрел на родных, близких и друзей, пришедших поздравить его сестру. Разве Мадди не была этого достойна?!
В воскресенье он вернется к себе домой в Чикаго и постарается забыть о Сесили. Время сотрет воспоминания о ней. И он, вероятно, скоро забудет ее, как и две недели, проведенные вместе с ней в загородном доме. А потом, когда они будут встречаться, летняя Сесили исчезнет навсегда из его памяти, чувства остынут, выцветут, и он будет без особого труда разговаривать с ней.
По крайней мере именно так Шейн пытался себя утешить, выдавая желаемое за действительное.
Но на самом деле, в душе он не верил, что она не приедет на празднество. Втайне он ожидал ее появления. Хотя никто не спрашивал друг друга, где она, как будто ее и не было вовсе. Но он, в отличие от многих, прекрасно помнил о ее существовании.
Внезапно его печальную задумчивость прервал громкий сексуальный смех Грейси. Вскинув глаза, Шейн увидел, как Эван тянет к себе подвыпившую Грейси, она пытается вырваться, но брат крепко удерживает ее. Смеясь, Грейси шутливо боролась за свою свободу. Краем глаза Шейн увидел помрачневшее сердитое лицо Джеймса, как тот резко встал из-за стола и пошел прочь.
Шейн перевел взгляд на Грейси, она все еще смеялась и одновременно внимательно смотрела вслед уходившему Джеймсу.
Шейн тяжело вздохнул. Так это продолжаться больше не могло, надо было что-то предпринять.
Незаметно рядом с ним села мама, раскрасневшаяся от выпитых напитков, счастливая, веселая. С сияющими от радости глазами. Она ласково похлопала его по руке:
– Какой ты у меня молодец!
Шейн улыбнулся, хотя сердце у него сжалось, и комок подступил к горлу:
– Спасибо, мама.
– Я уже благодарила тебя за то, что ты отправил меня в Ирландию? – спросила она кокетливо, выпитое ею шампанское давало о себе знать.
Он усмехнулся:
– Уже миллион раз, мама.