Такие вот безобидные, добрые шутки были в моде на нашем дружном кораблике.
Каждое утро по три часа я занимался на аккордеоне. Там, где в клубах были рояли, помногу играл на рояле. Поездив год на гастроли, я начал готовиться к поступлению в музыкальное училище. Думал, брошу филармонию, поступлю в училище. В то время в Новосибирске еще не было консерватории.
А мог бы стать иллюзионистом!.
В консерваторию принимали только после музучилища. У меня же за плечами была только музыкальная школа, поэтому о консерватории я тогда еще не думал. Хотя уже что-то сочинял, записывал, ходил в Новосибирске к профессору Штейну, брал уроки по фортепино, хотя тот и засыпал во время моей игры, но его мозг продолжал посылать необходимые импульсы ученику. Продолжал заниматься дома. Подготовил программу на фортепиано для вступительных экзаменов и сочинил несколько музыкальных пьес для фортепиано.
И тут мы поехали на гастроли с другой концертной бригадой – восемь опереточных актеров играли «Сильву», «Марицу», «Баядеру» прямо на сцене, без декораций. Нас хорошо принимали, публике очень нравилось. Я аккомпанировал на рояле, все партии знал наизусть.
Мы приехали в Семипалатинск, потом в Алма-Ату. На дворе стоял август, шли приемные экзамены. Сочинения мои были со мной. И я пошел в музыкальное училище. Там послушали и сказали:
– Идите сразу в консерваторию. Вас примут!
И я, собравшись с духом, пошел и подал документы сразу на два факультета – на фортепианный и композиторский. Меня послушал профессор Евгений Григорьевич Брусиловский. Сыграл мне какие-то аккорды, чтобы я их отгадал.
– Это соль, – говорю. – Это до. Это ми.
– О, Шура! – сказал профессор. – Вы хорошо слышите!
1961 год
И после экзаменов меня взяли на фортепианное отделение. Брусиловский объяснил:
– Вы ведь училище не заканчивали, гармонию и полифонию не проходили. На первом курсе будете учиться на фортепианном отделении. Сдадите гармонию, полифонию, а на следующий год я вас приму к себе в класс на композиторское отделение.
Я был вне себя от счастья! Не зря занимался! Приняли-то меня не в училище, а сразу в консерваторию!..
Вскоре наша гастрольная поездка закончилась, и в сентябре я приехал в Алма-Ату. Так началась моя учеба.
Конечно, в Новосибирской филармонии я получал хорошие деньги, можно было не учиться. Я даже хотел освоить еще одну эстрадную специальность.
У Бори-иллюзиониста была классная аппаратура (он привез ее из Германии). Он научил меня некоторым фокусам, и я решил купить у него часть аппаратуры. Думал: буду показывать фокусы и получать еще и как иллюзионист. Заработаю кучу денег! И маме оставлю, и мне хватит. Тогда и поеду учиться.
И я усиленно тренировался с картами, шариками, монетами… Потом во время гастролей два месяца выступал и в качестве иллюзиониста. Мне заплатили хорошо, лишнего человека брать не потребовалось. Да и нравилось мне это. По молодости, по дурости разбазаривал себя. Вместо того чтобы посочинять… А потом привез реквизит в Алма-Ату и продал артистам местного цирка.
Кстати, с другим иллюзионистом Левой Куляджи был у меня забавный случай. Настоящая фамилия его была Кулявский, было ему лет под шестьдесят, и он не умел ни писать, ни читать. А фокусник был замечательный. Так вот, сыгранные концерты он в своей каюте карандашом на стене отмечал черточками. Пройдет выступление – он палочку добавляет. Я для юмора взял и дорисовал ему две палочки…
Он устроил такой скандал с администрацией!.. Требовал оплату за эти два выступления… Ну, потом я признался Леве, что пошутил, и мы вместе посмеялись.
…В Алма-Ате жила моя тетя, мамина сестра, и первое время я жил у нее. Стал получать стипендию сто восемьдесят рублей. Конечно, пришлось работать. Сначала устроился в ресторан. И хотя платили там прилично и времени тратил не так много, только вечером, обстановка меня не устраивала. Посетители все время норовят усадить тебя за столик и угостить:
– Выпей с нами! Пей до дна!..
К этому времени я уже был женат, и вскоре в Алма-Ату ко мне приехала жена.
Я познакомился с ней в одной из гастрольных поездок. Она вела концерты, читала отрывки из «Молодой гвардии». Ее звали Ревмира (революция мира). Мы постоянно с ней сталкивались – на концертах, в гастрольных поездках. Она была красивая, самоуверенная и нагловатая. Через какое-то время стала меня опекать. Я почувствовал, что нравлюсь ей. Потом стал ходить к ней в гости. В итоге сник перед ее красотой…
Тут интересный момент. В то время, когда у нас еще только-только началось сближение, выяснилось, что она от кого-то беременна. На шестом месяце. Правда, это было как-то незаметно. Она родила дочь и хотела, чтобы я ее удочерил. Я все так и сделал. Однако девочка вскоре умерла.
Потом мы переехали в Алма-Ату.
Ревмире было двадцать четыре года, мне – двадцать три. Я устроил ее в филармонию, но она ничего не хотела делать. Читала только свою «Молодую гвардию». Но сколько же можно было слушать одно и то же!..
Ей предложили подготовить что-нибудь еще, но она ложилась на кровать учить и засыпала… Так ничего и не выучила. Естественно, ей не давали концертов, и она изнывала от лени и безделья.
– Зачем тебе учиться? – говорила мне. – Ты играешь на аккордеоне в филармонии, можешь фокусы показывать. Такие хорошие деньги получаешь. Чего еще надо?
Я же учился и работал. Когда приходил домой обедать, на столе ожидало одинаковое меню: газированная вода, хлеб, масло и сыр.
Ее звали Ревмира (революция мира). Мы постоянно с ней сталкивались – на концертах, в гастрольных поездках. Она была красивая, самоуверенная и нагловатая. Через какое-то время стала меня опекать. Я почувствовал, что нравлюсь ей. Потом стал ходить к ней в гости. В итоге сник перед ее красотой…
После того как Ревмиру «попросили» из филармонии, я устроил ее в драматический театр. А сам писал музыку к спектаклям. Раньше какое-то время она работала в Новосибирском ТЮЗе, но со всеми там перессорилась. В драмтеатре ей дали маленькую роль. Актрисой она, правда, была посредственной. Вскоре начала конфликтовать с коллективом, и ее попросили на выход.
Мы снимали большую комнату в подвале. Ее хозяин учился в музыкальном училище. У меня там стояло пианино. Комната съедала практически всю мою стипендию.
У нас родился сын. Ревмира частенько оставляла его хозяевам подвального помещения. А у них было двое своих. Жена просила приглядеть за сыном десять минут, сама же уходила в магазин и возвращалась через два часа.
Вскоре с квартиры нас погнали. Потому что хозяевам надоело постоянно нянчиться с нашим ребенком. Нам пришлось временно переехать к моей тете.