Солнечное сплетение - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Зверев cтр.№ 19

– Красиво ты излагаешь, Родион Матвеевич. Тебе бы поэмы писать. Но вернемся к нашим баранам нестриженым. Какой вывод?

– Вот, – Шабанов провел пальцами по клавиатуре компьютера.

На экране телевизора появился синий рабочий компьютерный стол. Поколдовав, генерал вывел карту Ближнего Востока с отметками и стрелками.

– Последние две недели наблюдается сосредоточение сил и средств Саудовской Аравии, Катара, Турции на границах с Сирией. Подтягиваются и силы НАТО, в основном подразделения радиотехнической борьбы. Это не плановые передвижения войск. Это постепенное, осторожное, чтобы не вызывать шума, сосредоточение ударных группировок. Притом сухопутных – значит, они все-таки решились на вторжение.

– Наши прогнозы, к сожалению, оправдываются, – произнес Топилин. – И сколько до времени «Ч»?

– Смотри. Противник не начнет действовать, прежде чем не доведет информационную истерию до точки кипения. Наши специалисты говорят, что на это потребуется где-то дней десять. Плюс-минус два дня.

– А потом провокация. И вторжение… И все карты на руках у них.

– Да. Нашим козырем может стать Песчаный Лев.

– Только пока этот козырь не в нашем рукаве, – резонно возразил Топилин. – Что с его поисками?

– Без изменений.

Беседа была прервана зашедшим в помещение офицером, который протянул Топилину срочный документ особой важности и удалился.

Начальник ГРУ пробежал глазами текст и выругался:

– Вот сукины дети!

– Что случилось? – подался вперед Шабанов.

– Потеряна группа майора Валиева.

– Что значит потеряна? – воскликнул Шабанов. – Уничтожена? В плену?

– Вроде уничтожена в полном составе. Но не факт, что кто-то не угодил в плен. Может быть, Песчаный Лев уже в курсе, что мы его ищем.

– Не все так плохо, – поморщился Шабанов, пытаясь отстраниться от острого чувства потери – майора Валиева он знал очень хорошо, как достойного человека и офицера. Потери, потери, черти их дери. Война не бывает без потерь, но как же тяжело говорить об этом вдовам и детям героев.

– Почему? – испытующе посмотрел на своего заместителя начальник ГРУ.

– Группа Валиева только выходила в район поиска. Конкретно боевая задача им была бы сообщена позже.

– Мы потеряли шесть человек. И без какого-либо толка, – Топилин задумался, потом произнес: – Помнится, ты говорил, что не веришь в эффективность этих поисковых групп.

– Конечно, бывают случайности всякие. Но я продолжаю считать – мы можем надеяться только на «Бриз». Остальные – это массовка.

– Почему?

– Реально полноценное информационное, агентурное, организационное обеспечение, документы, оперативное прикрытие мы дали только «Бризу». На остальных тупо не хватает ресурсов, и взять их неоткуда. Мы и так расконсервировали ряд ценных агентов в логове противника, чем поставили их под угрозу провала.

– Что с «Бризом» сегодня?

– Группа начала выдвижение к новой цели.

– Мы не имеем права сейчас засветиться. Если противник узнает, что мы занимаемся проблемой, то форсирует события, – Топилин нервно постучал ладонью по столу. Потом решился: – Вот что. Отзывай из зоны поиска всех, кроме «Бриза». Все ДРГ должны находиться в боевой готовности. Но на территории Халифата им делать нечего.

Шабанов нахмурился. Решение начальника было резким и слишком смелым – в случае провала операции «Заслон» отвечать за него придется в полной мере. Это как положить все куриные яйца в подвешенную на веревочке корзинку, в которую кто-то метит молотком.

– Анекдот вспомнился старый, – улыбнулся замначальника ГРУ. – Как Ельцин мечется во время очередной катавасии по кабинету и долдонит: «Меня снимут, снимут, снимут». А на стене висит его портрет, который смотрит на все это и не выдерживает: «Это меня снимут, а тебя повесят». Так вот у меня ощущение, что в случае провала нас не снимут, а именно повесят.

– Ты против моего решения? – напряженно спросил Топилин.

– За. Ты абсолютно прав. И пускай вешают, если что. По заслугам и награда…

Результат учиненной нами войнушки – у Бека была неглубокая царапина от шальной пули на предплечье. Еще две пули разворотили автомат Рада – но у нашего технаря судьба такая, ему вечно достается больше всех, и при этом он всегда выкарабкивается из передряг без особых последствий для здоровья.

Я был нечеловечески спокоен, как Будда, невозмутимо взирающий на все беды несовершенного мира. Ни страха во мне, ни победного ликования, ни жалости. Потом, может, и окрасят мою жизнь эмоции, но после боя их нет, они выжжены. Это у меня с 2000 года – с того памятного первого боя в проклятом чеченском ущелье, которое намертво закрыл наш отряд спецназа. Навалившиеся на нас в каком-то нереальном количестве душманы, казалось, собранные по всем горам и аулам, в считаные минуты смяли и уничтожили почти половину моих сослуживцев. Тогда я органически врос в дикий ритм боя – видел цель, отрабатывал ее, менял позицию, искал другую. Работал на автомате, бездушно и эффективно, как Терминатор, смирившись с тем, что мне не выжить. Но выжил. Когда пришли на броне наши десантники и сообщили, что бой закончен, у меня даже руки не тряслись, зато присутствовало совершенно холодное, отстраненное мировосприятие – я будто очень четко видел окружающее через уменьшительное стекло. Единственное, что хотелось, – это курить, хотя я и завязал с сигаретами перед призывом в армию. Курить мне хотелось и сейчас. И как тогда я не шел навстречу своему желанию.

На переднем сиденье устроился уютно Рад с планшетом на коленях. Сейчас он штурман и задает направление. Интересно, но ему недавняя бойня тоже как-то совершенно до фонаря. Он истинный технократ, живущий посредине двух миров – виртуального и реального, – и поэтому ни один не воспринимающий серьезно. Ему что в компьютерной стрелялке валить монстров, что таких же монстров мочить в сирийской деревне – все одно. На редкость устойчивая психика. Никаких рефлексий. Меня в нем пугает эта механическая целесообразность. И какой-то странный сдвиг в этической и эмоциональной шкале.

Князь, расположившийся на мягких подушках в кузове рядом с крупнокалиберным пулеметом, насвистывает под нос очередную песню, которых знает сотни. Заодно сечет все окружающее острым глазом. Он тоже особо не переживает, хотя пальцы его подрагивают и немножко дергается веко. Мой заместитель уже давно принял за истину, что земля перегрета от зла, и охладить ее можно только кровью врагов человечества. Он ненавидит варваров, раздирающих так любимую ему древнюю сирийскую землю, уничтожающих памятники культуры. Поэтому сегодня, сделав необходимую работу, угрызений совести не испытывает, радости тоже, потому что дело грязное. Готов снова с той же неумолимой эффективностью очищать окружающую среду от тараканов и слизней.

А вот в глазах сидящего за рулем и лихо ведущего наш колесный пиратский фрегат Утеса время от времени мелькает угрюмое торжество. У него личные счеты с моджахедами, ваххабитами, салафитами всех мастей. Его кровная месть не закончится никогда. Фанатики убили его родных, сожгли его дом, пытали его самого, пробуя сломать. И он поклялся им мстить до последнего вздоха. Ему нравится сокращать их поголовье. И он вовсе не маньяк. Просто у него своя священная война, которой не будет конца.