Личный досмотр - читать онлайн книгу. Автор: Андрей Воронин, Максим Гарин cтр.№ 66

— Ничего, — вставая, сказал Костырев. — Я сам виноват. Поставил тебя в дурацкое положение...

— В самое дурацкое положение ты поставил Шестакова, — ответил Ладогин. — Вернее, положил.

Он кивнул на один из мониторов. На экране было видно, как деловитые санитары выносят из дежурки двое носилок. Лейтенант Углов с несчастным видом стоял в дверях, провожая подчиненных. Ладогин вздрогнул и до боли в глазах уставился в монитор. Один из санитаров показался ему знакомым. Через несколько секунд догадка превратилась в уверенность, и он отвернулся от экрана, точно зная, что никогда больше не увидит ни сержанта Шестакова, ни его смуглолицего смазливого напарника, имя которого все время забывал: Рашид?

Рустам? Да черт с ним, подумал Ладогин, слегка дрожащей рукой потирая висок. Теперь уже неважно, как его зовут.., точнее, звали.

— Ну что стоишь? — севшим голосом спросил он у Костырева. — Иди, иди, кофе хочется — просто сил нет терпеть...

Костырев ушел, и Ладогин снова взглянул на экран, но главный порученец Аркаши, мокрушник с двадцатилетним стажем по кличке Малявка, нелепо и смешно выглядевший в белом халате с завязками на спине, уже скрылся из поля зрения следящей телекамеры. Смешно тебе, подумал Ладогин, снова болезненно морщась и опять принимаясь тереть висок. Это, братец ты мой, не смешно, это страшно... Кассету надо будет стереть, решил он, но махнул рукой: такого распоряжения от Аркаши не поступало, и нечего задницу рвать по собственной инициативе... И потом, когда следствие наконец установит, что сержанты отправились в свой последний путь на машине «скорой помощи», непременно встанет вопрос: а где же кассета с субботней записью? Хорошо, если ее успеют до этого переписать обычным порядком.., ну а если менты проявят оперативность и обнаружат, что запись стерта раньше времени? Нет, решил Ладогин, Аркаша не дурак, потому и не сказал ничего насчет кассеты. А Малявку все равно не найдут, он и так третий год в бегах, и ничего, не жалуется...

Игорь посмотрел на дверь дежурки. Дверь была плотно закрыта, и оставалось только гадать, как себя чувствует и о чем думает оставшийся в одиночестве лейтенант Углов в ожидании следственной группы.

...Лейтенант Углов в этот момент меньше всего волновался по поводу грозившего ему служебного расследования. Он лежал на полу сразу за запертой на ключ последним из уходивших санитаров дверью и, судорожно хватая воздух широко открытым ртом, смотрел, как растет, расползаясь по светлым плиткам пола, темно-красная лужа. Думалось почему-то о разной ерунде: о недочитанной книге, о том, как жаль, что последний в своей жизни отпуск он провел по колено в навозе и по уши в земле, и о том, что приговоренным к смерти напоследок предлагают выкурить сигарету, а ему вот ничего не предложили, даже не спросили ни о чем...

Боли почти не было: обескровленное тело на глазах теряло чувствительность, у него уже не осталось сил на то, чтобы, чувствовать боль, и Углов уже не мог бы с уверенностью сказать, продолжает он зажимать руками свой вспоротый, как у выпотрошенной рыбы, живот или это только кажется.

— Да какая.., на хрен.., разница? — с пьяным смешком выговорил он прямо в кровавую лужу и закрыл глаза, перестав ощущать что бы то ни было.

Через пять минут он был уже мертв, а еще через двадцать прибыла следственная группа.

Ладогин и Костырев успели дать показания следователю еще до того, как их смена закончилась, и вместе вышли в ночь. С неба сеялся мелкий неприятный дождик, которого и в помине не было в Москве, и, поднимая воротник куртки, Ладогин подумал, что умирать в такую погоду врагу не пожелаешь. Что уж говорить о напарнике...

— Ну что это за дерьмо? — недовольно сказал напарник, напоминая о себе, и, вынув из сумки, нахлобучил на макушку свою дурацкую кожаную кепку, делавшую его похожим на полного дегенерата.

— Осень, — пожав плечами, ответил Ладогин. — Не горюй, философ, скоро лето! Знаешь, как цыгане месяцы считают?

— Ну? — спросил Костырев, пряча лицо от ветра, швырявшегося водяной пылью.

— Они люди кочевые, — неторопливо объяснил Ладогин, поворачиваясь спиной к ветру и прикуривая, — им зима, сам понимаешь, не в жилу. Поэтому они так считают: август, сентяп, тяп-тяп и — май...

Костырев фыркнул.

— Жалко, что мы не цыгане, — сказал он.

— А хорошо бы, правда? — подхватил Ладогин. — Мохнатый шмель на какой-то там хмель... Чавелла, в общем. Ладно, ром Костырев, пошли посмотрим, не угнал ли какой-нибудь конокрад нашу кибитку. Эх, прокачу!

Они прошли сто метров до служебной стоянки и сели в зеленую «шестерку» Ладогина. Костырев поерзал, устраиваясь на сиденье, и дисциплинированно потянулся за ремнем безопасности.

— Погоди, — сказал ему Ладогин. — Посидим, докурим. Надо маленько передохнуть. У меня, например, до сих пор руки трясутся. А у тебя?

— Я крови не боюсь, — равнодушно ответил Костырев.

— Как это у тебя получается? — с уважением спросил Ладогин. Сейчас ему было в высшей степени наплевать и на кровь, которой в дежурке действительно было очень много, и на железный желудок Костырева, но он тянул время, давая возможность нужному человеку прибыть на место в условленное время.

— Генетическое, наверное, — ответил на его вопрос Костырев и тоже закурил.

Ладогин смотрел, как он прикуривает, и думал о том, что жизнь — паршивая штука. Вот человек закуривает сигарету и не знает, что эта сигарета — последняя в жизни. Вот он есть, а вот его нет — словно лампочку выключили... Сегодня практически на глазах у Игоря Ладогина выключили целых три таких лампочки, и вот-вот должны были выключить четвертую.

— Да, — вслух сказал он, — все под Богом ходим.

— Бога нет, — ляпнул Костырев.

Все-таки он был круглый дурак, и от этого Ладогину стало немного легче. Он всегда считал, что людей с пониженным уровнем интеллекта следует если не убивать, то хотя бы кастрировать, как шелудивых котов, — чтобы не плодились. Аркаша, похоже, придерживался на этот счет иного мнения, и Игорь Ладогин не собирался с ним спорить: жираф большой, ему видней...

— Да воздается каждому по вере его, — сказал он, запуская двигатель. Ехать было еще рановато, но и сидеть, ничего не делая, в компании этого идиота стало вдруг невмоготу.

Он вырулил со стоянки, спохватившись, зажег фары и повел машину в сторону Москвы с черепашьей скоростью.

— Что ты тащишься, как вошь по мокрому месту? — не выдержал наконец Костырев.

— На тот свет торопишься? — спросил у него Ладогин и испугался сказанного. — Дорога скользкая, — торопливо пояснил он, — а резина лысая. Вылетим в кювет — костей не соберем. Да и машины, знаешь ли, с неба не падают.

— Да ладно тебе, — сказал Костырев. — Нормальная у тебя резина, я же видел. Да и дождик почти перестал.

Ладогин украдкой взглянул на часы.