А что, если Бим и Бом были правы? Все знают, что Синатра выполнял задания ЦРУ во время гастролей. По своей специальной визе Мишель посещает множество опасных мест. Отличное прикрытие для оперативника… Черт бы побрал этих ребят, поселивших в его душе такие идиотские подозрения.
На десерт он передал Ронни конверт с аэрофотографическими пластинами и со сдержанным любопытством стал ждать, когда бородач извлечет очки из кармана рубашки. На девяти последовательных кадрах был изображен дом Плимптона, снятый, как предполагал Дон, со спутника, но без указания времени и даты, что было странно, и даже очень. Каждое следующее фото было сделано с десятикратным увеличением, а на последнем, словно использовавшем рентгеновское излучение прямо под ставшей прозрачной крышей, застыл Плимптон в своей постели, с пистолетом у виска и искаженным, будто от крика, лицом.
Снимки с десятого по двенадцатый отслеживали машину, едущую по извилистому прибрежному шоссе. Последнее фото было сделано крупным планом, еще один размытый рентгеновский снимок, на котором крыша автомобиля словно растворилась, открыв доступ к человеку, который смотрел вертикально вверх прямо в камеру, находившуюся, должно быть, буквально в нескольких сантиметрах от его распахнутого рта. Ронни несколько раз перемешал фотографии, но это явно не помогло. Он сжал челюсти и в замешательстве сощурил глаза.
– Ну, что ты об этом скажешь? – спросил Дон.
Ронни служил во флоте специалистом по связям с общественностью, его мнение могло представлять интерес.
– Хочешь знать, что я думаю? Я даже не… Ничего себе. Военный спутник? Это техника НАСА?
– Я не представляю, что еще это может быть, – Дон был экспертом в вопросах высокотехнологичной съемки, хотя его познания едва ли распространялись на более засекреченные или эзотерические области.
– А этот материал! Черт возьми, зуб даю, что это синтетический пергамент, – Ронни изогнул пластинку. – Ее прямо в трубку можно свернуть. С ума сойти.
Дон тоже не знал что и думать. Он однозначно никогда не держал в руках подобных фотопринтов, которые гнулись бы, словно какой-то загадочный пергамент ядерной эпохи.
– Вот так вот, – сказал Дон. – У нас повсюду глаза, мы можем щелкнуть твои права с тридцати километров. В инфракрасном диапазоне, в ультрафиолетовом, в рентгеновском излучении – как угодно. Эти кадры, я так полагаю, были сделаны с орбитального спутника-шпиона.
– Если только это не фальшивки. Ну, то есть – это ведь фальшивки?
– Увы, – если снимки и были поддельными, то Дон не смог этого определить, ни опираясь на свой опыт, ни при помощи техники. Они выглядели пугающе настоящими.
– Бог ты мой! Ты знаешь этих людей? – Ронни посмотрел на фотографии, запечатлевшие моменты смерти Луиса и Куйи. – Откуда они у тебя, кстати?
– Мне сказали, если я кому-нибудь сболтну, этого человека закатают в паркет.
– Что?…
– Ничего. Короче говоря, в эти выходные меня прижали двое агентов. Секретных до мозга костей. Я так думаю, эти снимки – предупреждение. Я пока не могу понять, чего они добиваются.
– Смотри поосторожней. Похоже на мошенничество. Ты удостоверения их видел? Если нет, то всякое может быть. Пара аферистов пытается провернуть дело.
– Окажи мне услугу. Ты все еще дружишь с тем парнем с Видби
[102]?
– С Ферраром? Да.
– Не мог бы ты попросить его проверить эти снимки?
– Я ему позвоню – но я почему-то уверен, что он не упустит случая взглянуть на это дерьмо, – Ронни тщательно собрал фотографии в конверт и сжал его в своей гигантской руке с подобием благоговения.
Они закончили обед, вернулись в офис и разошлись, пообещав друг другу оставаться на связи.
Наказание настигло Дона к концу рабочего дня, когда в дверях вырос Уэйн с непроницаемо бесстрастным выражением лица и сообщил, что утром Дон должен лететь на полуостров Олимпик в составе собранной на скорую руку команды, включающей в себя адвоката, доктора и архитектора. Какие-то осложнения с картографированием месторождений в горной местности.
Согласно контракту, «АстраКорп» должна была провести сейсмический анализ, взять образцы воды и полезных ископаемых – обычный набор. Лагерь был плохо обустроен, а группа состояла из чертовски недружелюбных особей, но там всего делов-то на пару-тройку дней – ну максимум на неделю, ха-ха! Извини, что сообщаю в последнюю минуту, но ты же знаешь, как такие вещи сваливаются на голову, знаешь, да? Кстати, не доводилось ли Дону когда-нибудь изучать психологию? Дон объяснил, что прослушал курс по патопсихологии – учился бороться с последствиями стрессов, связанных с долгим пребыванием в глуши и на подземных работах. Дав боссу переваривать эту информацию, Дон сказал:
– Как-то все очень загадочно, да, Уэйн?
Уэйн закатил глаза и прорычал, что консультанты – это вечная головная боль, давай-ка делай что положено и захлопни варежку, спасибо большое.
Не удостоив этот выпад ответной реакцией, Дон пожал плечами, собрал бумаги и отбыл домой на час раньше, чтобы собрать вещи. Он попытался припомнить все, что говорили ему агенты в Спокане; они настойчиво интересовались проектом в «Слэнго», и вот спустя пару дней он собирается лично туда отправиться. Такое совпадение не могло не вызывать тревоги.
Он тихонько вошел в дом, который продолжал мысленно считать домом Мишель, с досадой ослабляя на ходу галстук, и увидел юного господина Курта, вернувшегося из колледжа и растянувшегося на диване с наушниками на голове и журналом «Хэви метал» в руках, на обложке которого красовалась грудастая комиксная принцесса. Вокруг валялись пакетики от чипсов и пустые банки из-под газировки, журнальный стол был засыпан крошками и залит лужицами. Дон подумал, что Курт прогулял колледж, а домой его подвез один из зажиточных дружков-дегенератов, коих у него были толпы. Дон не стал читать нотации, он скрипнул зубами и пошел наверх, чтобы переодеться, принять душ и проглотить аспирин.
Он присел на край незастеленной постели в одних носках и трусах, бездумно глядя перед собой. Тяжелый красный солнечный луч падал сквозь круглое окно, превращая сучки на деревянной обивке в ледяные глаза, а разводы штукатурки – в воющие пасти, запавшие щеки и оскаленные зубы. Дон перевел взгляд на фотографию улыбающейся женщины в очках-авиаторах. Его дорогая мамочка в те годы была похожа на старлетку из немых фильмов компании «Эм-Джи-Эм». Очень старая фотография – с краю виднелся отец, совсем еще мальчишка: размытая ухмылка и приподнятая рука, обнаженный торс, словно у ожившей статуи Геракла. Прекрасный, как Адонис, убийца с глазами Сфинкса, вступивший в ряды армейских рейнджеров
[103], несмотря на природную предрасположенность к наукам. В те дни отец получал больше удовольствия, знакомясь с новыми интересными людьми, а затем убивая их. Салют, ребята! Не надо ли тут кого-нибудь пристрелить, дружище? Дон всмотрелся в знакомое лицо этого незнакомца. О чем ты не рассказывал мне, пап? Зачем тебе было сходить с ума и ложиться под пули? А ты, дед, старый ты матерый сукин сын, сколько же грязного белья после тебя осталось! Нанкин. Какого черта ты забыл в Нанкине?