– Другого? Нет. С какой стати?
– А у тебя есть парень? – спросил он.
Она задохнулась. Он издевается, это точно.
– Парень? Да, конечно, – буркнула она и взяла очки. Но вдруг почувствовала его ладонь на своей руке. Всего на секунду.
– Ты симпатичная без очков.
Она в буквальном смысле перестала дышать.
– Я… правда? – Она заткнула за уши растрепанную отросшую челку. Прошла через старт и забрала свои двести долларов. Сердце словно замерло.
– Да. Я уже давно заметил. – Он потянулся через стол, пристально глядя на нее. – У тебя еще остался этот шрам. – Кевин коснулся ее лба в том месте, где виднелся шрам. В том месте, где он у меня до сих пор.
Она тоже потянулась к нему, зеркально повторяя его движения. Ошарашенная происходящим, она лишилась дара речи и боялась, что потеряет сознание.
– Помнишь тот день? – прошептал он, улыбаясь, как будто тот день и для него что-то значил, как будто он запомнился ему, как и ей. – В больнице. Когда ты упала с велосипеда.
– Да, – пролепетала она. Он словно понял, что она все время только о том дне и думает. Что ей кажется, будто ничего более романтичного с ней никогда не случалось и не случится.
– А ты хотела бы, чтобы у тебя был парень? – прищурившись, спросил он девочку. – Тебе уже нравятся мальчики, да?
– Я… да, но… я…
Она совсем растерялась. Что он хочет знать? Как будто спрашивает, хочет ли она, чтобы он стал ее парнем. Но нет. Нет, конечно же, нет, молча сказала она себе. Поглядела на свою плоскую грудь и подумала: не может быть, конечно же, нет! Кроме того, у него есть подружка. Он только что сам сказал. И он намного старше ее, он слишком взрослый, думала девочка. Но эта улыбка… что она значит?
Из комнаты вышел брат девочки, встал у стола, посмотрел, как они играют.
– Кев, ты не обязан с ней нянчиться. Она сама найдет себе занятие. – Он улыбнулся. А девочка даже не поняла, нужно ли на него обижаться. Ей бы разозлиться на него за такие слова. Но она почему-то не злилась. Брат ушел на кухню и тут же вернулся с пакетом чипсов под мышкой и двумя бутылками пива. – Пошли, – шепнул он Кевину, боясь, как бы отец не заметил, что они крадут его пиво.
Но девочке хотелось играть дальше, хотя она и не до конца понимала, в чем заключается эта игра. Ей хотелось закончить. Потому что ей казалось, что сегодня, возможно, самый важный вечер в ее жизни.
– Иди, – позвал ее Кейлин. Указал на нее пальцем, а потом приложил его к губам – универсальный призыв к молчанию. – Поняла?
Она кивнула. Она считала их такими крутыми, и ей льстило оказаться причастной к их преступлению.
Кевин отодвинул стул и встал.
– Отлично поиграли, Иди.
Ребята вышли из комнаты с украденным пивом и чипсами. Девочка сделала несколько вдохов и выдохов, пытаясь дышать нормально, потом надела очки, как и было положено. Убрала разноцветные деньги и пластиковые домики, собачку и ботинок. Свернула игровое поле и убрала его в разваливающуюся коробку, а потом отнесла игру на обычное место – на полку в чулан. Но все равно у нее осталось чувство, что что-то не так.
Она на цыпочках пошла в гостиную, поцеловала маму и папу и пожелала им спокойной ночи. А потом отправилась спать в одиннадцать часов. Она знала точное время, потому что, закрывая дверь своей комнаты, услышала голос диктора из выпуска новостей: «Одиннадцать часов вечера. Вы знаете, где ваши дети?» Она легла, плотно подоткнула одеяло и отодвинула своих плюшевых зверей подальше к стенке. Плюшевые звери для маленьких, а ей так надоело быть маленькой. Глупая, глупая девочка.
Закрыв глаза, она представила его. Представила, что, может быть, он тоже сейчас о ней думает. Он и думал о ней, но по-другому. Она была у него на ладони, и он загибал пальцы по одному, скручивал, прессовал и гнул ее мозг. Я шепчу ей в ухо: «Иди, вставай! Запри дверь. Больше ничего не нужно. Просто запри дверь, Иди, слышишь?» Я кричу, но девочка не слышит. Слишком поздно.
Я открываю глаза. Я задыхаюсь. На лбу выступил пот. Сижу, вцепившись в подлокотники. Быстро оглядываюсь. Коснувшись моей руки, Мара шепотом спрашивает:
– Ты что? С тобой все в порядке?
Все в порядке. Мне ничего не грозит. Это был сон. А теперь я проснулась.
Киваю головой и выпаливаю:
– Да. Все нормально.
Во втором семестре нас с Марой записывают в одну группу самостоятельных занятий. Иначе я бы ее вообще видеть перестала. Естественно, Камерон и Стив прилагаются. Бонус, без которого я вполне могла бы обойтись.
Мы сидим за одним столом: я, Мара, Стив и Камерон. И вот уж повезло так повезло – за соседним столом сидит Аманда и злобно зыркает на меня каждый раз, когда я поворачиваюсь в ее сторону. В первый день я помахала ей и даже попыталась улыбнуться, молча просигналить, что мне плевать на то, что она сделала, плевать, что ее ложь превратила меня в школьную потаскушку. Подумаешь. Я уже не обижаюсь. Напротив, я у нее в долгу. Ведь из-за нее я наконец стала кем-то. Кем-то интересным и безбашенным, девчонкой, которой все по барабану. Все-все-все. Но ее угольные глазки так и сверлят меня, и ничего не меняется.
Она даже подначила своих подружек метать в меня взгляды-дротики. Одну из них я помню: это та Крыса из туалета, которая помогала ей сделать первую надпись. Я стараюсь игнорировать их, не обращать внимания: все равно их ненависть меня не затронет. Многие девчонки в школе меня ненавидят, думают, что я оторви да брось, боятся за своих мальчиков. Я не слепая и не глухая. Вижу, как они на меня смотрят – как на опасную змею, и слышу, что обо мне говорят – их шепотки и усмешки прикрытыми ладонью губами. Я привыкла. Мне плевать на других девчонок. Но Аманда… с ней все иначе. Она не имеет права. Это я должна ее ненавидеть. Если бы мне было до нее дело. Но мне все равно.
Мара прижимает пальцы к губам и целует их, потом посылает Камерону воздушный поцелуй. Поцелуй летит через стол. Камерон откладывает точилку, ловит поцелуй кулаком и ударяет себя ладонью по губам.
– Так вы еще не… ну, ты поняла, – шепчу я Маре.
– Пока нет. Но уже скоро. Мне кажется, – рассеянно произносит она, мечтательно глядя на Камерона. Тот продолжает точить ее цветные карандаши, словно ничто в этом мире не приносит ему большего счастья.
Мара так занята Камероном и мечтами об их совместном будущем, что даже не спросила о моих планах на день рождения. Каждый год мы ходим в кафе – только я и Мара. Это традиция. В этом году пойдем в «Фабрику чизкейков», я уже решила, но она пока об этом не догадывается. У меня просто не было возможности рассказать ей об этом. Плавным образом потому, что она не спрашивала.
– Мара, а ты не забыла, что завтра.
– Тс-с-с. – Дежурный учитель мистер Мознер прикладывает палец к губам. – Девушки, прошу. Самостоятельные занятия недаром так называются. Здесь мы учимся, а не болтаем.