– Суббота! Люди вокруг! Хочешь, чтоб нас обоих «вылечили», глупая сучка?
Она все еще бушевала.
Потом стихла, тяжело дыша; зубы разжались, отпустили.
– Garce!
[15] – произнес он.
Лилия попробовала шевельнуть ногой. Он придавил сильнее. Руку жгло так, будто вырвано мясо.
Она лежала под ним, побежденная, с раздвинутыми ногами, и он вдруг завелся. Захотелось сорвать с нее комбинезон и «изнасиловать». Сама просила подождать субботы! Может, тогда бросит всю эту ткань про Короля и про то, как она его, Скола, ненавидит, перестанет драться – именно этим они и занимаются – и поливать его французскими ругательствами.
Она смотрела ему в глаза.
Скол отпустил запястье и рванул комбинезон, там, где разошлась материя. Лилия принялась брыкаться с новой силой.
Он раздирал эластичную материю, обнажил перед, стал гладить мягкие полные груди, гладкий живот, лобок с несколькими близко поросшими волосками, ниже – влажные губы. Она била его по голове, вцеплялась в волосы, кусала ладонь. Он скользил по ее телу свободной рукой, ласкал пальцами, мял, возбуждаясь все больше. Разорвал комбинезон донизу. Она пнула его, попробовала скинуть, но он сел сверху, плотно придавив ногами к земле, прижался бедрами, поймал ладонь одной руки и пальцы другой.
– Тише… Тише…
Вошел наполовину.
Она брыкалась, извивалась, сильнее кусала руку.
Еще толчок – и внутри целиком.
– Тише, Лилия… – повторял он, – тише…
Выпустил руки и, лаская мягкую грудь, почувствовал, как напрягаются под пальцами соски.
– Тише, тише.
Двигался медленно, затем быстрее и резче.
Встал на колени. Она лежала, прикрыв глаза одной рукой, а другую закинув назад; грудь тяжело вздымалась.
Поднялся, встряхнул свое одеяло и накрыл ее по плечи. Присел рядом на корточки.
– Ты как?
Не ответила.
Посветил фонариком на ладонь. Из овала ярких ранок сочилась кровь.
– Иисус и Уэй.
Промыл руку водой с мылом и вытер. Пошарил вокруг.
– Ты брала аптечку?
Тишина.
Нашел ее сумку и здоровой рукой нащупал то, что искал. Сел на камень с аптечкой на коленях и пристроил фонарь на соседнем валуне.
– Животное, – процедила она.
– Я не кусаюсь. И не пытаюсь убить. Иисус и Уэй, ты же думала, что пистолет исправен!
Он распылил на ладонь заживляющий раствор, один слой, другой.
– Сochon
[16].
– Уймись. Хватит.
Сорвал упаковку с бинта и услышал, что она встает. Зашуршала сбрасываемая одежда. Лилия подошла, взяла фонарь, вытащила из своей сумки мыло, полотенце и комбинезон и направилась в сторону камней, которые он навалил между скалистыми уступами в глубине укрытия, чтобы можно было перелезать на ту сторону к ручью.
Скол залепил в темноте рану, нашел на земле второй фонарь. Поставил велосипеды вместе, приготовил, как обычно, две постели, положил рядом ее сумку. Поднял обрывки комбинезона и убрал к себе пистолет.
Луна выплыла из-за скал и светила сквозь черную неподвижную листву.
Лилии все не было, и он испугался, как бы она не ушла пешком.
В конце концов вернулась. Убрала мыло и полотенце в сумку, выключила фонарь и залезла под одеяло.
– Ты была подо мной, и я завелся. Я всегда тебя хотел, а эти последние недели просто с ума сходил. Ты же знаешь, я тебя люблю.
– Дальше я пойду одна.
– Доберемся до Майорки – делай как знаешь; а до тех пор мы вместе, Лилия. И точка.
Она промолчала.
Скол проснулся от странных звуков – всхлипов и горестных стонов. Сел, посветил фонарем: она зажимала рот рукой, по вискам из-под сомкнутых век катились слезы.
Быстро подошел, присел, погладил по голове.
– О Лилия, не надо. Не плачь. Пожалуйста!
Наверное, он сделал ей больно. Может быть, внутри.
Она рыдала.
– Лилия, прости! Прости, любимая! Иисус и Уэй, лучше бы пистолет работал!
Она помотала головой, зажимая себе рот.
– Я думал, ты из-за меня. Тогда что? Не хочешь идти вместе? Хорошо.
Снова помотала головой.
Скол растерялся. Сидел рядом, гладил по голове, спрашивал, просил перестать, потом постелил себе рядом, повернул ее, прижал к груди. Она плакала. Когда он проснулся, Лилия смотрела на него, лежа на боку и подпирая голову рукой.
– Идти поодиночке нет смысла, – произнесла она. – Останемся вместе.
Скол хотел вспомнить, о чем они говорили перед тем, как он заснул. Кажется, ни о чем, она плакала.
– Хорошо, – ответил растерянно.
– Мне так стыдно за пистолет. Как я могла! Я была уверена, что ты соврал Королю.
– А мне стыдно за то, что я сделал.
– Успокойся, это совершенно естественно. Я тебя не виню. Как рука?
Он выпростал ее из-под одеяла и сжал. Было очень больно.
– Ничего.
Лилия взяла его руку и осмотрела бинт.
– Заживителем брызгал?
– Да.
Она глядела на него большими карими ясными после сна глазами.
– Ты правда поехал к острову и вернулся?
Он кивнул.
– Тres fou
[17], – улыбнулась она.
– Вовсе нет.
– Да.
Снова посмотрела на руку, поднесла к губам и стала один за другим целовать кончики его пальцев.
Глава 4
В путь тронулись только в девять утра и, чтобы компенсировать свою лень, долго ехали быстро. День стоял странный, душный. На белый солнечный диск в зеленовато-сером мареве можно было глядеть не щурясь. Сбой управления климатом. Лилия вспомнила, что однажды, когда ей было двенадцать или тринадцать, такое приключилось в Кит.
– Ты там родилась?
– Нет, в Мекс.
– Да ну?! Я тоже!
Теней не было, и казалось, будто встречные велосипеды летят над землей, словно автомобили. Товарищи с опаской поглядывали на небо и при встрече хмуро кивали.
Когда они с Лилией сидели на траве, по очереди отпивая колу, Скол сказал: