Маленький городок в Германии. Секретный паломник - читать онлайн книгу. Автор: Джон Ле Карре cтр.№ 190

– Я больше не считал себя империалистическим агентом. И не верил ни во что, кроме своей дочери.

Однажды в конторе благотворительной организации он познакомился с американкой, которая, похоже, запомнила Марию.

– Ваша дочь ушла, – выразилась она осторожно.

Хансен надавил на нее. Женщина рассказала, что видела Марию в группе из шести девушек. Все были проститутками, но пользовались поддержкой бойцов сопротивления. Когда они не обслуживали клиентов, то держались особняком, и общаться с ними оказывалось затруднительно. Но однажды они переступили грань дозволенного. Американка слышала, что их арестовала полиция Таиланда, и больше она тех девушек уже не встречала.

Женщина явно чего-то недоговаривала, но Хансен не оставил ей выбора.

– Мы тревожились за нее, – призналась она. – Мария называла себя разными именами. Противоречиво рассказывала о том, как попала к нам. Врачи утверждали, что она безумна. Где-то на своем долгом пути ваша дочь потеряла понятие о том, кто она на самом деле.

Хансен явился в тайскую полицию и то ли угрозами, то ли почти невероятной силой убеждения сумел отследить Марию до их собственного приюта, где любили развлекаться с девушками офицеры. Странно, но у него даже не попросили предъявить удостоверение личности или что-то подобное. Для них он был широкоглазым фарангом, умевшим говорить на кхмерском и тайском языках. Мария пробыла у них три месяца, а потом исчезла, рассказали Хансену. Очень странная девица, отозвался о ней сержант.

– Что же в ней было странного? – спросил Хансен.

– Она говорила только по-английски, – ответил сержант.

Вместе с ней здесь находилась еще одна девушка, задержавшаяся дольше и вышедшая замуж за капрала. Хансен записал ее имя.

Он замолчал.

– И вы нашли дочь? – спросил я после продолжительной паузы.

Впрочем, ответ мне был известен заранее. Я получил его, едва он дошел до середины рассказа, хотя он пока не понял, что я уже все знаю. Он сидел возле девушки, бережно поглаживая ее по голове. Затем она медленно села и маленькими, старчески сморщенными ручками протерла глаза, притворившись, что спала. Но, как я предполагал, она слушала наш разговор всю ночь.

– Она теперь понимала только это, – пояснил Хансен по-английски, продолжая гладить ее по голове и имея в виду тот бордель, где обнаружил ее. – Ей уже не требовалась свобода выбора, верно, Мария? Она не нуждалась в словах и обещаниях. – Он прижал ее к себе. – У нее осталось одно желание: чтобы ею восхищались. Ее народ. Мы. Мы все должны обожать Марию. В этом она находит успокоение.

По-моему, он воспринял мое молчание как упрек, потому что заговорил громко:

– Она хочет стать совершенно безвредной. Разве плохо? Хочет, чтобы ее оставили в покое, – они все хотят того же. Ваши бомбардировщики, ваши шпионы, ваши громогласные речи не для нее. Она не дитя доктора Киссинджера. Она просит всего лишь дать ей вести незаметное существование там, где она сможет дарить удовольствие, не причиняя никому боли. И что же хуже? Ваш бордель или ее? Убирайтесь из Азии. Вам вообще не следовало здесь появляться, никому из вас. Мне стыдно, что я когда-то вам помогал. Оставьте нас в покое.

– Рамбелоу я расскажу совсем немногое из услышанного, – сказал я, поднимаясь, чтобы уходить.

– Расскажите все, что вам будет угодно.

От двери я бросил на них прощальный взгляд. Девушка смотрела на меня так, как, вероятно, смотрела на Хансена, закованного в цепи, – не моргая. Мне казалось, я понимаю, о чем она думала. Я заплатил за нее, но не попользовался. И теперь она гадала, не потребую ли я возместить расходы.

Рамбелоу отвез меня в аэропорт. Как и Хансен, я предпочел бы больше с ним не встречаться, но у нас остались вопросы, которые следовало обсудить.

– Сколько-сколько вы ему пообещали? – с ужасом воскликнул он.

– Я сказал ему, что он имеет право получить компенсацию для переселения на новое место и может рассчитывать на защиту с нашей стороны. Обещал, что пришлете ему чек на предъявителя. Сумма – пятьдесят тысяч долларов.

Рамбелоу просто зашелся от злости:

– Чтобы я вручил ему пятьдесят тысяч долларов? Но, милый мой, на такие деньги он станет пить не просыхая полгода, рассказывая свою историю всему Бангкоку. И что по поводу его камбоджийской шлюхи? Держу пари, она все слышала.

– О ней не беспокойтесь, – сказал я. – Мы обсудили условия строго между собой.

Новости произвели на Рамбелоу столь глубокое впечатление, что его гнев быстро улетучился полностью, и на протяжении остатка пути он хранил оскорбленное молчание.

В самолете я пил слишком много, а спал слишком мало. Очнувшись в какой-то момент от кошмарного сна, я с чувством вины допустил крамольную идею по поводу Рамбелоу и всего нашего Пятого этажа. Мне захотелось собрать их всех и отправить в поход, какой совершил по джунглям Хансен. Причем я не сделал исключения даже для Смайли. Я сожалел, что не в моих силах заставить их бросить все во имя безнадежной и безответной страсти только для того, чтобы увидеть, как ее объект превращается для них во врага, доказывая: за подлинную любовь невозможно получить иного вознаграждения, кроме самого по себе чувства любви. И оно ничему не учит, если не считать смирения и покорности судьбе.

И все же я и по сей день испытываю удовлетворение, когда вспоминаю о Хансене. Я нашел то, что искал давно, – человека, похожего на меня самого. Однако он в поисках смысла открыл для себя достойную цель, чтобы посвятить ей жизнь, заплатил огромную цену, но не считал это жертвой и продолжал расплачиваться. Мужчину, который не боялся унижений, не считался с собственной гордыней, не обращал на нас внимания, не придавая значения вообще ничьему мнению о себе. Он свел свою жизнь к тому единственному, что было для него важно, и стал свободным. Дремавший во мне бунтарь обрел своего героя. Таившийся в глубине моего существа любовник познал шкалу для измерения по ней ничтожества собственных тривиальных привязанностей.

Вот почему, когда через несколько лет меня назначили главой Русского дома, чтобы я мог потом беспомощно наблюдать, как мой самый ценный агент предавал родину во имя любви, мне никак не удавалось испытать гнев, которого ждало от меня начальство. И, как я теперь считаю, отдел кадров поступил отнюдь не глупо, додумавшись перевести меня с понижением в группу по проведению допросов.

Мэггз, вздорный будущий псевдожурналист, пытался поймать Смайли на признании аморальной сущности нашей работы. Он добивался от него согласия с тем постулатом, что все средства хороши, если удается не попасться. Как я подозревал, на самом деле ему хотелось услышать эту максиму применительно к жизни во всех прочих ее проявлениях. Мэггз производил впечатление человека не только безжалостного, но и никогда не умевшего вести себя должным образом. Поэтому он и нуждался в чем-то вроде лицензии, разрешавшей отбросить последние, еще сковывавшие его условности.