Они стояли друг против друга в скудно освещенной прихожей, украшенной сухими цветами и плакатом в раме из Музея Шагала в Ницце.
– Вы раньше меня видели? – спросил Харри.
– Что… что вы имеете в виду?
– Просто видели ли вы меня раньше? Мне приходится бывать во многих домах.
Рот ее безмолвно раскрылся и снова закрылся. Она решительно покачала головой.
– Прекрасно, – сказал Харри. – Во вторник вечером вы были дома?
Женщина неуверенно кивнула.
– Что-нибудь видели или слышали?
– Ничего, – ответила она. На взгляд Харри, как-то уж слишком поспешно.
– Не торопитесь, подумайте, – сказал он, пытаясь изобразить дружелюбную улыбку, что было нелегко, ибо это выражение нечасто появлялось на его лице.
– Совсем ничего, – повторила женщина, не отрывая глаз от двери за спиной у Харри. – Абсолютно.
Выйдя на улицу, Харри закурил. Он слышал, как Астрид Монсен накинула дверную цепочку, стоило ему выйти из квартиры. Сразу же. Она была последней из опрошенных, и теперь он мог констатировать, что никто из соседей в тот вечер, когда умерла Анна, не видел и не слышал в подъезде ни его, ни кого-либо другого.
Сделав всего пару затяжек, он отбросил сигарету.
Вернувшись домой, Харри долго сидел в своем любимом кресле, созерцая красный глазок телефонного автоответчика, прежде чем решился наконец нажать на кнопку воспроизведения записи. Сообщений было два: Ракель желала ему спокойной ночи, а какой-то журналист желал получить комментарии насчет двух ограблений. Потом Харри отмотал пленку назад и прослушал сообщение от Анны: «И будь добр, надень, пожалуйста, те джинсы, которые мне всегда так нравились!»
Он провел рукой по лицу. Вынул кассету из автоответчика и швырнул ее в мешок для мусора.
За окном продолжал накрапывать дождь. Харри сидел, тупо переключая пультом телевизионные каналы. Женский гандбол, реклама мыла, телевикторина, победитель которой может стать миллионером. Харри остановился на передаче шведского телевидения, в которой некий философ вел дискуссию со специалистом по социальной антропологии о сущности понятия «месть». Один из них утверждал, что такая страна, как США, которая выступает за защиту определенных духовных ценностей – свободы и демократии, несет моральную ответственность за свершение возмездия в случае нападения на нее, ибо данное нападение будет одновременно и атакой на защищаемые ею ценности. Лишь обещанное возмездие – и неотвратимость его свершения – может защитить столь уязвимую систему, как демократия.
– А что, если те ценности, за защиту которых ратует демократия, сами окажутся принесенными в жертву в процессе свершения возмездия? – возражал ему оппонент. – Что, если с точки зрения международного права возмездие ущемляет права другой нации? Какие ценности защищают, когда в охоте за виновными творят беззаконие по отношению к невинным гражданам? И как с точки зрения морали быть с заповедью, гласящей, что нужно подставить вторую щеку?
– По вашему мнению, проблема, очевидно, заключается в том, – с широкой улыбкой парировал собеседник, – что у человека всего лишь две щеки?
Харри выключил телевизор. Некоторое время он размышлял, не позвонить ли Ракели, но потом решил, что уже слишком поздно. Попробовал почитать книгу о Джиме Томпсене
[18], однако обнаружил, что в ней не хватает страниц, с двадцать четвертой по тридцать восьмую. Поднявшись, он принялся расхаживать по комнате. Открыл холодильник и некоторое время бессмысленно созерцал кусок белого сыра и банку с клубничным вареньем. Чего-то ему явно хотелось, вот только чего именно? Он с силой захлопнул дверцу холодильника. Кого он пытается обмануть? Ему хотелось выпить.
В два ночи он проснулся, сидя в кресле, полностью одетый. Встал, прошел в ванную, налил и выпил стакан воды.
– Дьявол, – сказал он сам себе, посмотревшись в зеркало.
Прошел в спальню и включил компьютер. В Интернете нашлось сто четыре статьи о самоубийствах, но ни в одной из них речь не шла о мести; введя ключевое слово, он получил лишь массу ссылок на мотив мести в литературе и греческой мифологии. Харри уже готов был выключить компьютер, однако вдруг вспомнил, что вот уже пару недель не проверял электронную почту. В почтовом ящике было два входящих сообщения. Одно от оператора Сети, который информировал о временном отключении 14 дней назад. Адрес второго отправителя был anna.beth@chello.no. Он дважды кликнул мышью и прочел сообщение: «Привет, Харри. Не забудь про ключи. Анна». Время отправления указывало, что она отослала его за два часа до их последней встречи. Он перечитал сообщение. Так лаконично. Так… просто. Он знал, что люди сплошь и рядом обмениваются подобными сообщениями. «Привет, Харри». В глазах постороннего это, должно быть, выглядело так, будто они старые друзья, хотя на самом деле их знакомство, хоть и состоялось давно, длилось недель шесть. Он даже не подозревал, что у нее есть его электронный адрес.
Когда он наконец уснул, ему снова приснилось, что он в банке с винтовкой в руках. Окружающие его люди были из мрамора.
Глава 15
Гадзо
– Что ж, неплохая погодка сегодня, – констатировал Бьярне Мёллер, вплывая следующим утром в кабинет Харри и Халворсена.
– У тебя там окно, тебе виднее, – буркнул Харри, не отрываясь от кофейной чашки. – Да и новое кресло в придачу, – злорадно добавил он, когда Мёллер с размаху плюхнулся на раздолбанный стул Халворсена, который сразу же отозвался пронзительным криком боли.
– Привет, – все же счел нужным поздороваться с коллегой Мёллер. – Что, тяжко с утра, а?
Харри пожал плечами:
– Мне скоро сорок, так что потихоньку становлюсь брюзгой. Разве это так уж странно?
– Ни в коем случае. Между прочим, на тебя приятно посмотреть, когда ты в костюме.
Харри поправил лацкан пиджака, всем своим видом демонстрируя удивление, как будто и сам только что заметил, что одет в темный костюм.
– Вчера у нас было совещание начальников отделов, – сказал Мёллер. – Тебе какую версию – краткую или полную?
Харри помешал в чашке незаточенным концом карандаша:
– Нам не запрещено дальше работать над делом Эллен, верно?
– Дело уже давно раскрыто, Харри. А шеф криминалистического отдела жалуется, что ты достаешь его проверкой старых улик.
– Вчера у нас появился новый свидетель, который…
– Харри, всегда появляется какой-нибудь новый свидетель. Они уже не хотят об этом слушать.
– Но…
– Все, Харри, на этом закончим. Мне очень жаль.
В дверях Мёллер обернулся:
– Ты бы прогулялся на солнышке. Похоже, сегодня последний теплый денек.