Для подлинного расследования дела об убийстве гетман отправил на Запорожье войскового есаула Федора Донца да челядника Ясенецкого.
Есаул Федор Донец прибыл к запорожцам в Сечь на самый день Троицы, 26 мая, и подал им гетманский лист. Для выслушивания этого листа собрана была рада, и когда на раде прочли лист до конца, то кошевой атаман Остап Васютенко и казаки, пришедшие в Сечь из городов левой стороны Днепра и прожившие в ней по пяти, по десяти и больше того лет, стали говорить казакам, недавно пришедшим в Сечь из городов правой стороны Днепра, что все то зло произошло от них и что когда их не было в Запорожье, то и такого зла не было в Сечи. На той же раде казаки западной стороны Днепра показали Донцу письма, захваченные будто бы у Ефима Лодыженского, в которых будто бы написано, что московский царь, польский король, турецкий султан и крымский хан помирились между собой для того, чтобы снести Запорожье, оттого казаки и потопили стольника Лодыженского с татарами. Когда же между казаками правой и левой стороны Днепра после слов кошевого поднялся ожесточенный спор, то кошевой, опасаясь за жизнь Донца, велел ему уйти незаметно в атаманский курень и оттуда никуда не выходить. В атаманском же курене кошевой, старшина и казаки, бывшие на ту пору у кошевого, объявили Донцу, что главным виновником убийства Лодыженского был казак заднепровского города Калниболота Страх, который потом был пойман и прикован к пушке, но успел бежать: напоив караульщика и чуть не убив его, он сломал с цепи замок и неизвестно куда скрылся из Сечи. Случившиеся же тут выходцы из крымского Аслам-городка объявили кошевому и старшине в присутствии Донца, что при них пришел какой-то, неизвестный по имени, запорожский казак в Аслам-городок, и когда турки спросили его, зачем он ушел из Запорожья, то он ответил, что ушел к ним потому, чтобы избежать смерти от войска за убийство московского посла Лодыженского. Тогда турки объявили ему, что если он потопил Лодыженского, то с ним вместе потопил и татар, и потому приказали повесить его, взяв у него два «испода» белых да полторы пары соболей. Кошевой и старшина при этом известии объявили, что то наверно был Страх, бежавший из Сечи. Старые же казаки говорили между собой, что они и сами не знают, что им делать со своевольниками, которые понашли в Запорожье и ни в чем не слушают старшин. Со слезами на глазах они передавали Донцу, что если бы они предвидели такое зло, как убийство Лодыженского, то вовсе не отпустили бы его из Сечи или же проводили бы его под охраной двухсот и больше того человек. При нем же, есауле Донце, прибыли в Сечь 300 человек запорожских казаков, которые ходили под Аслам-городок, громили там татарские улусы, побили около 50 человек мусульман, взяли десять человек языков и захватили много стад коров, овец, лошадей. Тут же Донец узнал, что после Светлого праздника запорожцы посылали 60 человек с каким-то Костей во главе к гетману Дорошенко и 30 человек из посланных вернулись назад, а 30 остались при гетмане. Вернувшиеся в Запорожье посланцы хвалились, что Дорошенко подарил им кармазиновые кафтаны и потчевал их романеей и рейнским; с какой же целью они были посланы, Донец о том не мог узнать. Кошевой, продержав у себя Донца два дня, отпустил его на третий день и через него отправил лист к гетману Брюховецкому
[578].
Гетманский посол Федор Донец выехал на четвертый день после Троицы, а перед праздником Троицы, 21 мая, кошевой атаман Остап Васютенко послал гетману Брюховецкому письмо, в котором, упоминая о смерти стольника Лодыженского, выставлял и самые причины кровавой расправы казаков с царским послом. Васютенко начал с упрека самому гетману, который, по евангельскому выражению, вместо хлеба стал подавать запорожцам камень и ожидал за то благодарности от них. Затем он коснулся того, как московский государь, его царское пресветлое величество, долго тешил казаков бумажными листами, точно детей яблоком, всякими обещаниями и приглашал их, не склоняясь ни на какие прелести, верно служить ему, а сам между тем, заключив союз с польским королем, с тем же самым обращается и к крымскому хану и, в случае согласия на мир со стороны хана, обещает стеснить во всем запорожских казаков и в этом роде уже начал свои действия. Царь хочет лишить запорожцев того, за что предки их омывались кровавыми слезами, над чем трудились они кровавыми трудами и что считается у них наидрагоценнейшей вещью, милой всем созданиям – рыбам, птицам и зверям, – войсковых прав и вольностей. Но царское величество не в одном Запорожье хочет искоренить права и вольности, о том же стараются московские воеводы и на Украине, дорогой отчизне казацкой, приведенной в полное разорение и могущей вызвать сожаление даже у самого злого зверя, если бы только тот зверь имел человеческий разум. Не от чего иного, как от великих обид, наносимых в городах на Украине московскими людьми, погиб и стольник царский, и теперь, если гетман не удержит ратных людей от насилия, то оттого может восстать еще больший огонь. Сами запорожцы всегда, пока они живы, будут стоять за свои права и вольности, а что касается тех, которые хотят лишить казаков этого, то как слепому не убить никого по прицелу, так и тем напрасно трудиться и промышлять над запорожцами: все монархи пусть помнят о том, что за запорожцами право начинать, а за Богом воля кончать. Заканчивая свое письмо, кошевой атаман Васютенко просил гетмана жить по-прежнему с запорожцами в любви и согласии и вновь напоминал ему через казака Киктя о просьбе войска прислать в Сечь обшив, железа, смолы, пеньки, полотна и колод для сооружения лодок на реке Днепре
[579].
По этому письму гетман Брюховецкий послал отписку царю о подлинном убийстве стольника Лодыженского возле Сечи, а самого кошевого известил, что железо, смола, пенька и полотно уже закуплены и посланы будут в Запорожье, когда получится на то царский указ; вместе с этим гетман просил кошевого и все войско «быть постоянно в дружбе своей к великому государю»
[580].
Отправив такое резкое и решительное письмо Брюховецкому, кошевой Остап Васютенко как бы одумался и уже через семь дней после первого письма отправил гетману другое. Вспоминая о погроме крымского гонца Магомет-аги, о разграблении его имущества казаками, о приказании гетмана через есаула Федора Донца выдать виновных в убийстве и грабеже своевольников, кошевой Богом свидетельствовал, что те убийцы, совершив свое кровавое дело, совсем скрылись из глаз и, боясь наказания, где-то блуждают, вовсе не являясь в Сечь. Впрочем, кошевой уверял гетмана, что самое убийство крымского гонца произошло по собственной же вине Магомет-аги: гонец имел неосторожность сказать казакам, что царское величество вошел в сношение с крымским ханом по тому поводу, чтоб искоренить всех запорожцев, проживающих по обеим сторонам Днепра, и самое место до основания разрушить. Раздраженные и запаленные такими словами крымского гонца, запорожцы убили гонца с его товарищами на месте, а сами неизвестно куда улетучились. Припоминая одну пословицу, казаки вместе с ней выражали свое огорчение по поводу случившегося печального обстоятельства: когда орел был подстрелен стрелой, то, глядя на нее, сказал: «Не жаль мне ни дерева, ни железа, а жаль только моих собственных перьев». Так и у запорожцев не болит сердце оттого, когда они несут ущерб на своем здоровье от басурман и других враждебных им неприятелей, как от того, который, будучи сыном одинаковой с ними восточной церкви и оставаясь другом по несчастью, теперь умыслил, как прекрасный цветок вырвавши из огорода, нанести им пятно позора. Что до убийства стольника Лодыженского, то кошевой и тут свидетельствовал Богом, что оно совершилось без его ведома, и ссылался на оставшихся в Запорожье московских ратных людей, могущих засвидетельствовать непричастность кошевого к «богомерзкому делу». Кошевой и казаки уразумели, что они опутаны со всех сторон сетями своих недоброжелателей и, подобно кораблю, обуреваемому морскими волнами, окружены своими врагами; оттого теперь они дают обещание, в случае возвращения к ним царской милости, служить государю, не щадя своей жизни; в противном случае, когда на них не последует царской милости, они будут, подобно саламандре, оставаться в огне: «паук сети из внутренностей своих расставляет, но в них только муха попадает, а шершень не боится того». Заканчивая свое письмо, кошевой Остап Васютенко просил гетмана донести «горячее» прошение великому, милосердому и ласковому государю, чтобы он, забыв свой гнев на запорожских казаков за убийство татарского гонца и царского стольника, снова явил бы свою милость казакам, за что казаки обещаются как самому государю, так и наследникам его служить мужественно против каждого неприятеля, а самих преступников, наделавших столько бед всему войску, если только они покажутся в Кош, немедленно казнить
[581].