– Случалось. Был такой грех, – виновато отвечает Бондарук. – Степан Васильевич довольно часто бывал на нашем заводе. Мы ведь были, так сказать, торговыми партнерами. Иногда заходил по делу, случалось, просто так… чтобы выпить. Лично я в последнее время не давал ему вина. Так он шел прямо в разливочный цех или в лабораторию. А знали его здесь все…
– У Крячко были недруги, которые могли желать ему смерти?
Бондарук на короткий миг задумывается, затем отрицательно качает головой
– Нет! Откуда? Степан Васильевич был человеком незловредным и, я бы сказал, безобидным. Со всеми умел ладить. Были там, может, мелкие недоброжелатели… Так у кого их нет? Убить Крячко мог разве какой-нибудь забулдыга. Много сейчас всякой нечисти развелось: воры, тунеядцы. Работать не хотят, а пить давай, жрать давай! Вот и рыщут, где бы что потянуть…
– А, может, убийца – кто-нибудь из особо доверенных клиентов Крячко? – продолжает допытываться Галич. – Скажем, участники какой-нибудь тайной сделки? Или что-либо в этом роде? Вы ничего такого не замечали за ним?
Бондарук в ответ энергично мотает головой:
– Об этом мне ничего не известно. О своих делах Степан Васильевич рассказывал редко и неохотно. А в последнее время и вовсе перестал. Хотя, если по правде… Словом, думается мне, что после ревизии в хозяйстве Крячко обнаружится немало недочетов. Не мог же он столько пить на одну зарплату. Впрочем, это всего лишь мое предположение.
Все, о чем бы ни говорил Бондарук, звучит просто и убедительно. Он не прячет глаз, не уходит от ответов, не хитрит. По всему видно, что он очень огорчен смертью своего приятеля и готов в меру своих возможностей помочь следствию. Однако стоит Галичу взглянуть на его забинтованную руку, как он тут же начинает сомневаться в искренности хозяина кабинета. Поэтому капитан старается не смотреть на повязку, которую Бондарук все это время держит на виду.
– Алексей Дмитриевич, могу я узнать, где вы находились в момент смерти Крячко? – быстро спрашивает капитан.
Прием избитый и старый как свет, но иногда он срабатывает, в особенности – если спросить неожиданно.
– Конечно, можно, – без малейшей запинки отвечает Бондарук. – И даже нужно. Ведь, насколько я понимаю, речь идет о моем алиби. Так, кажется, это у вас называется? Однако прежде чем ответить на ваш вопрос, я должен знать, в какое время это произошло.
Уловка Галича не срабатывает – похоже, Бондарук действительно не знает, когда был удушен Крячко, – и капитану ничего не остается, как уточнить:
– Его убили позавчера между одиннадцатью и часом ночи.
Бондарук поднимает кверху глаза и после минутного раздумья говорит:
– Чуть ли не до двенадцати был дома, а перед двенадцатью поехал в «Золотой колос» за женой. Домой вернулся около часа ночи.
– Кто-нибудь может подтвердить это?
– Дома со мной был сосед, Буренко Анатолий Иванович. Мы с ним часто коротаем вечера за шахматами. А в ресторане меня видели почти все сотрудники жены.
– Ну и чудесно! – переходит на непринужденный тон Галич, давая этим понять, что официальная часть разговора окончена. Указав глазами на стенд с рекламками и этикетками, интересуется: – Вино-то хоть хорошее выпускаете? Покупают люди?
– Вино как вино, – неопределенно пожимает плечами директор, но тотчас, что-то смекнув, оживляется: – Есть, между прочим, неплохие сорта! – И, пристально взглянув на Галича, спрашивает: – Может, того… продегустируем? Как?
– Нет, нет! Что вы! – машет руками капитан.
– Зря отказываетесь, – наставительно замечает Бондарук. – Кавказцы потому и живут подолгу, что пьют вина. А вы что же… совсем не употребляете?
– Почему? – усмехается Галич. – Разве я похож на святого? Случается, и я выпиваю. Но только не в рабочее время.
– А-а, понятно! – усмехаясь, кивает головой Бондарук. – В таком случае сделаем так: я подарю вам бутылочку самого лучшего нашего вина, а вы продегустируете его дома. Идет?
– Неудобно как-то… – мнется капитан, потом, решительно взмахнув рукой, соглашается: – Ладно! Так и быть – возьму! Грех не воспользоваться такой возможностью.
– Вот и чудесно! – на лице Бондарука выражение неподдельной радости. – Вы подождите тут минуту – я сейчас принесу.
Не проходит и трех минут, как директор возвращается, неся в руках семисотграммовою – именуемую в кругу выпивох «бомбой» – бутылку белого вина с огромной красочной этикеткой.
– Алексей Дмитриевич, подарите заодно и ваш рекламный проспект, – просит Галич, принимая из рук Бондарука вино. – Больно уж красивые они у вас!
– Еще бы! – самодовольно усмехается директор, доставая из ящика стола небольшую рекламку. – Только за эскиз пришлось заплатить художнику двести пятьдесят рублей. А еще типография…
Капитан достает из кармана газету и бережно заворачивает в нее бутылку с рекламкой.
Остается выяснить последнюю и, пожалуй, самую важную деталь, которая больше всего интересует старшего инспектора.
– Наверное, мастерите что-нибудь на досуге? – спрашивает он, кивнув на забинтованную руку директора.
– Какой из меня мастер! – отмахивается Бондарук. – Пришлось вот раз поменять замок в двери, и то ухитрился распороть гвоздем руку.
Говорит он это настолько простодушно, что Галичу ничего не остается, как, посочувствовав пострадавшему и поблагодарив за вино, убраться восвояси.
10
Вернувшись в горотдел, Галич, минуя свой кабинет, спешит в экспертно-криминалистическую лабораторию.
– Виктор Михайлович, – говорит он, ставя на стол перед старшим лейтенантом Ковтуном бутылку с бережанским вином и кладя рекламный проспект, – отыщи ты мне на этих вот двух штуковинах все какие ни есть отпечатки пальцев и сравни их с теми, что были обнаружены на предметах из квартиры Крячко. Здесь должны быть пальцы второго участника пьянки и возможного убийцы Крячко.
– Бу сде! – Ковтун как всегда невозмутим. – При условии, что бутылка поступает в мое личное распоряжение.
– Ничего не выйдет, – качает головой капитан. – Дареное не передаривается.
– Жмот ты, Галич! – бесстрастно заявляет Ковтун. – Ну да ладно – уговорил. Иди, жди и волнуйся. Придешь через час.
Из лаборатории Галич спешит к своему начальнику.
– С какими новостями? – любопытствует подполковник.
– Пока ничего конкретного, Евгений Яковлевич. Хотя… не исключено, что еще сегодня вы сможете увидеть убийцу Крячко.
– Даже так? – поднимает свои густые брови Горейко. – Ну-ну, рассказывай!
– Это пока всего лишь мое предположение, – скромничает капитан. – Дело в том, что у Бондарука забинтована кисть правой руки. Сказал, что менял в двери замок и поранился гвоздем.
– Гвоздем, значит… – задумчиво произносит Горейко и вопросительно смотрит на капитана. – Ну и…