Разочарованная Долли принялась реветь в машине:
– Все пропало! Нинка влипла. Что я теперь буду делать?
Да, потерять Нину для Долли была целая трагедия. Они так здорово сработались, сдружились, и зарплата у Долли приличная, и хозяйка Нина не заносчивая, и уверенность в завтрашнем дне… была. Без Нины все пойдет прахом, Долли есть что терять.
– Перестань паниковать! – прикрикнул на нее Миша. – В городе полно адвокатских контор, завтра найдем адвоката.
– Уголовные дела сложные, – вздохнул Жора со знанием дела. – Здесь не всякий адвокат справится. Их развелось как собак нерезаных, а хороших мало. Как ты найдешь нужного адвоката? Они все прикидываются доками.
– Я знаю, к кому обратиться! – воспрянула духом Долли.
– Ну и к кому? – с сомнением произнес Жора.
– К Паше Корейцу! Он к Нинке неровно дышит, я это заметила…
– Только не к нему! – категорично заявил Миша.
– Это почему? – пробасила Долли. – Он в уголовном мире крутится, там у них и адвокаты уголовные есть. Иначе Паша давно бы сидел за решеткой.
– Вот поэтому к нему нельзя обращаться, – сказал Миша. – Потом ни ты, ни Нина от него не отделаетесь. Так, а сейчас поедем за дневником к переводчице.
Долли промолчала, но больше не ревела. Она откинулась на сиденье и о чем-то сосредоточенно думала.
Ключи изъяли при задержании Нины, поэтому без труда открыли ее комнату, пригласили понятых – соседок по квартире, шел обыск. Прошло часа два, бабушки жались к стенке с одинаковым выражением лиц: испуганно-недоуменным. Кроме ведерка в углу, как выяснилось предназначенного для испражнений, ничего сомнительного не нашли, но продолжали обыск. Наконец один из оперативников сказал, протягивая Рыкову листы:
– Похоже на то, что изъяли у нее в кабинете.
Это были записи от первого лица. Страницы нумеровались с единицы, затем шла двойка и так далее. Рыков бегло просмотрел листы, покивал, сложил их и сунул в карман куртки. Затем предложил бабулям:
– Садитесь, мне бы хотелось с вами поговорить.
Бабуле с клюкой он подставил стул, остальные сами взяли, сели в рядок.
– Вы не замечали каких-нибудь странностей за вашей соседкой Ниной?
– Ну, конечно, – взяла слово Матильда Степановна. – Она всегда ведет себя странно. Знаете ли, коллективное проживание требует определенных правил. Нина не выполняет правила, грязную посуду оставляет на кухне, поэтому мы не можем вывести тараканов. Она относится с пренебрежением к обязанностям…
– Кхм, кхм, – предупредительно кашлянула Машка Цеткин, а Матильда Степановна сразу втянула голову в плечи и воровато посмотрела на бабуль.
– Я бы хотел поговорить с вами наедине, – поздно сообразил Рыков и обратился к Матильде: – Останьтесь вы.
Машка Цеткин и Любовь Алексеевна поднялись. Красноречивее взглядов, которыми обе наградили Матильду Степановну, трудно представить. Рыков только криво улыбнулся, но промолчал, искоса наблюдая за старушками. Обе ушли.
– Простите, как вас звать-величать? – спросил Рыков Матильду тоном, который обязательно был должен расположить бабушку.
– Меня зовут Матильда Степановна, – ответила та, придвинув стул к нему поближе. – Я работала учительницей биологии. Давно на пенсии.
– Ну, рассказывайте о Нине. Никто не узнает, о чем мы с вами говорили.
– Не могу, – виновато опустила голову она.
– Почему?
– Потому что Машка Цеткин… ой, простите, так Ниночка зовет Марию Борисовну, но когда никто не слышит… то есть она думает, что никто не слышит…
– Так что там Машка Цеткин…
– Ничего, – опустила она глазки.
– Матильда Степановна, – покачал Рыков головой, – поймите, идет следствие. Это очень серьезно. Нина задержана по подозрению… в совершении преступления.
– Боже мой! – ахнула Матильда Степановна. – Ниночка?!
– Вот я и выясняю, виновата она или произошла ошибка, – поспешил смягчить новость Рыков. – Нина что-то знает и не хочет сказать, что именно она знает. Это для нее опасно, поверьте. Помогите мне и ей.
Матильда Степановна что-то прикидывала в уме, затем выпалила:
– Ну и пусть посидит. Знаете, это полезно для Ниночки. Она бывает такая неделикатная, просто ужас. Может, тюрьма ее кое-чему научит.
– Ну, так нельзя, Матильда Степановна, – более чем мягко пожурил ее Рыков. – Если Нина вас обидела, это еще не повод засадить ее в тюрьму, верно?
– Да, – согласилась она, вздохнув. – Хорошо, я скажу вам. Только умоляю…
– …никому ни слова, – поклялся он, приложив ладонь к сердцу.
– У Нины есть… любовник. Она приводит его прямо сюда. Это так неприлично, понимаете? Нравы упали до основания, бесстыдство стало нормой. Нина не курит, а из ее комнаты несло сигаретным дымом. Потом она заверяла нас, что курит, но это же неправда. А потом я не раз слышала, как она разговаривает с кем-то, стала тщательнейшим образом закрывать дверь, а раньше не закрывала…
Машка Цеткин напомнила о себе громким кашлем, Матильда осеклась.
– А кто ее любовник? – спросил Рыков.
– Не знаю, – шепотом сказала Матильда. – Она прятала его у себя несколько дней.
– Прятала… – задумчиво произнес Рыков. – А потом он ушел?
– Я ничего не могу сказать, – плаксиво сказала она, поглядывая в сторону двери. – Раз его нет в комнате Нины, значит, он ушел.
– А как он выглядел?
– Не видела.
Поняв, что сейчас старуха не станет выкладывать правду, хотя ей очень хочется это сделать, он пригласил Марию Борисовну. Та явилась насупленная, неприветливая, села напротив Рыкова и скрестила на груди руки, всем видом давая понять: я тебя в упор не вижу. Однако вывести его из себя еще никому не удавалось, он начал опрос:
– Итак, Мария Борисовна, у Нины есть друг… Она часто его приводила сюда?
– Нинка, что ли? – сделала вид, что не поняла. – А вовсе не приводила.
– Но я точно знаю, что он ночевал у Нины не один раз. Вы этого не замечали?
– Мотька, что ли, растрепалась? Верьте вы ей. Сплетница! А еще интеллигенция называется. Она и про меня сплетничает, будто я не на собрания хожу, а к любовнику. Дура. В мои годы любовников не заводят, есть другие интересы.
– Вы ушли в сторону, – вкрадчиво прервал ее Рыков.
– Куда я ушла? – покривилась она.
– Не прикидывайтесь. Вы прекрасно понимаете, о чем я говорю.
– А вот и не понимаю, – грозно возразила она. – Не мое это дело – любовники Нинки. Они мне не мешают. Нынче все развратные, научились…
– Так у нее не один друг? – дотошно выяснял Рыков.