– Че? Ума нет – землю пашете. Поката надо делать!
Работники остановились. Митька огрызнулся:
– Ты с Прокопием поговори, неча нам выговаривать. Мы ему то же самое говорили! – Митька, явно передразнивая Зеверова, проговорил: – Че время зря терять, пока мостить будем, мы половину и так вытащим! – Митька зло матюкнулся: – Вот и тащим… Пупы рвем!
Ивашов прикинул, где лучше штабелевать лес, и коротко сказал:
– Около щетининского балагана оставьте бревно! – и, не говоря больше ни слова, зашагал на деляну.
Приступ раздражения не проходил. Зародившийся утром от сырой промозглой погоды, от бездумной, беспорядочной застройки балаганов, постепенно накалял Федота, а бревно, притащенное волоком по земле, совсем выбило его из колеи.
– Это надо же додуматься, таскать по земле… Полтыщи бревен… На постной болтушке. Ближний свет – считай, полкилометра…
Да вся бригада передохнет. И бараки некому строить будет!
Где-то на полпути ему встретилась следующая четверка с очередным бревном. Федот остановился:
– Кончай дурью маяться! – раздраженно прогудел бригадир. – Пошли назад в лесосеку!
Люди остановились. Лазуткин, невысокий квадратный мужик с бочкообразной грудью, бывший деревенский кузнец, стал снимать веревку, удавкой завязанную на конце бревна.
– Хрен вас разберет. Мало нам коменданта, так свое начальство развелось. Не знашь, кого и слушать… Один орет – тащи, другой – не тащи!
Федот, не слушая ворчливую ругань Лазуткина, зашагал дальше, следом за ним потянулись и бригадники.
– Знамо дело, так нельзя… и Прокопу говорили! – продолжал ворчать Лазуткин.
Третью четверку Федот остановил на краю лесосеки.
– Бросай! – коротко приказал бригадир. Поискав глазами Зеверова, шагнул к нему: – Ты дорогу видел? Только два бревна притащили, а всю землю уже распахали. Нам не два, а полтыщи без малого надо…
– В другом месте таскать будем! Тайга большая!..
– В другом месте… – передразнил Федот. Он взял у рядом стоящего бригадника топор и, поискав глазами подходящий тонкомер, подошел к облюбованной осинке. В два удара топором он свалил деревце и подошел к следующему. Затем, повернувшись к бригадникам, коротко сказал:
– Чего рты разинули! Валите тонкомер и кряжуйте метра по полтора!
Народ зашевелился.
– Смотри, Федот! – многозначительно предупредил Прокопий. – Сухову можить не понравиться. План не выполним.
Федот выпрямился, посмотрел на рыжего мужика, спрятавшегося за непроницаемыми льдисто-голубыми глазами, и усмехнулся. Приступ злости и раздражения прошел:
– Бери топор, советчик, да вали тонкомер! – и бросил топор Зеверову. Прокопий ловко поймал топорище.
– Смотри, Федот, тебе жить! – еще раз предупредил бригадира Прокопий.
– А ты чего это взялся меня пугать? А? – Ивашов с нескрываемым интересом посмотрел на бывшего бригадира.
Прокопий отвел глаза:
– Да не пугаю я. Просто говорю, мол, не понравится коменданту! – пошел на попятную Зеверов.
– Не ему робить, Прокопий, а нам с тобой! – проговорил Федот, задумчиво следя взглядом за бригадником. Вспомнилось мудрое назидание Акима Северьяныча, сказанное сегодня утром: «Перецапаетесь, передеретесь – перемрете все!»
– Верно, Аким Северьяныч, перецапаемся – передохнем! – машинально вслух проговорил Федот.
– Ты че-то сказал, Федот? – не понял Лазуткин, пиливший рядом с бригадиром осинку лучковой пилой.
– Да так я, Василий, сам с собой говорю… Старика Христораднова вспомнил! – смущенно улыбнулся Федот.
Целый день люди расчищали дорогу, убирали колодник, укладывали поката.
С короткими перерывами целый день шел дождь. Уже к вечеру глина под таежной подстилкой напиталась водой, разбухла так, что разъезжались ноги, проваливаясь в низких местах по щиколотку в жидкую грязь. Мокрые, не обращая внимания на осточертевший дождь, люди упорно валили лес, кряжевали и мостили покатами дорогу…
Ивашов уже давно был в поселке. Он снова и снова прикидывал, как умудриться поставить бараки среди этого муравейника.
– Как ни крутись, с десяток балаганов придется перенести! – Федот досадливо поцарапал свою пышную бороду.
На окраине поселка настойчиво долбился дед Аким.
Незаметно подкрался вечер. Пришла с раскорчевки бригада Жамова. Скоро должна была появиться и его бригада. Стук топоров, треск валежника уже был слышен из поселка.
«Хорошо бы дорогу седни закончить! – подумал Ивашов. – Торопиться надо, ох как торопиться!»
Увидев подходившего к своему балагану Жамова, Федот окликнул Лаврентия:
– Сосед, подойди, потолкуем!..
Жамов обернулся и устало спросил:
– Звал?
– Подойди, поговорим!
Лаврентий присел рядом с Ивашовым, положив тяжелые ладони на шершавую кору бревна.
– Поката стелешь на дорогу! – похвалил собеседника Жамов. – Правильно… Лучше день потерять, чем опосля мучиться! Я бы тоже так сделал!
Ивашову была приятна похвала; он ценил мнение спокойного, уверенного в себе Жамова. Хоть и были они одногодки, но Федот добровольно признавал старшинство над собой соседа.
– Как бараки будешь ставить? – спросил Жамов, оценивающе оглядывая поселок.
– Два барака – вдоль реки по бугру и еще один поставим торцом, – пояснил Ивашов.
– Значить, три барака, – задумчиво проговорил Лаврентий. – По два десятка семей – в кажном!
– Больше не осилить. Зима подпирает!
– Подпирает! – согласился Лаврентий. Глянув на соседа, он тряхнул головой: – А больше, паря, и не надо. Нам главное с тобой зиму в бараках пережить… На следующий год, я думаю, все одно придется избы рубить. Не жить же в бараках все время.
– Я тоже так думаю! – улыбнулся Федот.
– Вот и ладно! – подытожил разговор Лаврентий и, оценивающе оглядев еще раз поселок, коротко заметил: – Балаганы придется переносить!
– Придется, язви его, да не один, а с десяток!
– Твой тоже попадает! – улыбнулся Лаврентий.
– Попадает… – чертыхнулся Федот. – Хотели – как лучше, повыше… Вот и выгадали!
– Перенесем, подумаешь, – хоромы! – успокоил себя и собеседника Лаврентий, поднимаясь с бревна, и попросил: – Ты только печь мою пока не трогай!
– Дак она посреди котлована, считай, будет!
– Окопай ее пока, в воскресенье перенесу.
– Уговорил! – согласился Федот.
Лаврентий кивнул головой в сторону стука, доносящегося с окраины поселка.