Пантера Людвига Опенгейма - читать онлайн книгу. Автор: Дмитрий Агалаков cтр.№ 11

Он наблюдал, как в темноте, наполнившей собой огромное пространство, шагах в двадцати от него из фосфорических светящихся комков рождается фигура белоснежного барса. Зверь танцевал. Он отталкивался от земли, которой не было видно, на широких лапах поднимался в воздух, парил там, словно для него не существовало закона тяготения, и так же медленно опускался обратно. Иногда барс переворачивался в воздухе, но приземлялся всегда на свои мощные серебристые лапы. Все, что хотелось Давиду в эти минуты, поймать взгляд животного. И наконец это случилось – взгляд барса коснулся его глаз. Скоро это повторилось вновь. И еще раз. Давид чувствовал, что животное теперь все время смотрит на него. Но выражение глаз животного изменилось, и не только выражение, но и сами глаза. Они, ледяные, немигающие, изучали Давида почти с человеческим интересом. И тут Давид догадался, что это и есть глаза человека! И тогда он понял – нужно бежать. Бежать куда угодно, без оглядки, лишь бы не видеть этих ледяных, желтых, пристально глядящих на него глаз. Но тут же осознал, почему не сделал этого раньше – за ним была стена! Давид похолодел. Ноги его подгибались, тем не менее он стал медленно красться вдоль этой стены. Но сколько ни двигался, осторожно, стараясь не выдать своего бегства, животное оставалось от него на том же расстоянии. Новая догадка поразила его: он был в замкнутом пространстве – в круге! А в человечьих глазах животного уже читалось любопытство – злое, жестокое любопытство! И вдруг серебристая шкура барса словно погасла – стала пепельной. А глаза животного горели тем ярче, чем темнее становилась его шкура, и главное – по-прежнему смотрели на Давида. Тело барса превратилось уже в одну серую тень. Давид стоял, не двигаясь, упираясь в стену руками. И тут он увидел, что животное приближается к нему и что это уже не животное, а одни светящиеся глаза, потому что шерсть из серебристой и пепельной давно превратилась в черную, как смоль. Но где-то в этом душном пространстве, вместе с холодными желтыми глазами, на него двигалось, выгибая спину, вытягивая морду вперед, мускулистое тело животного. Оно медленно шло к нему… И тогда Давид закричал – отчаянно и страшно… А глаза животного с черными зернышками зрачков уже стояли рядом и в упор смотрели на него…

Давид очнулся, сидя в постели. Лунный свет, падавший из окна, заливал мутным серебром гостиничный номер. Давид вспомнил белоснежного барса, танцующего в темной зале, в доме на бульваре Семи экипажей. Серебристую шкуру. Барс сложился из светящихся комочков воздуха, стал реальным. И казался ручным. Старик, точно дрессировщик, управлял им. Давид вспомнил весь танец животного, рожденного из неведомого ему огня, от начала до конца. Но как странно изменился в его ночном кошмаре танец великолепного серебристого животного! И откуда взялся этот монстр, только что в упор смотревший на него?

Давид повалился назад, головой в подушку, и еще долго глядел в потолок. Сможет ли он забыть о том, что видел в особняке Огастиона Баратрана? Об этом чуде? Сможет ли забыть свой страх и безграничный восторг? Захочет ли?..

Вечером следующего дня Давид забрел на Ночной бульвар, сияющий от огней, что переливались на мокрых мостовых. По нему катили, теснясь, экипажи и гуляли сотни наряженных людей. Здесь пахло духами и табаком, тут искали удовольствий. Конечно, по Ночному бульвару веселее было слоняться с туго набитым кошельком, а не с теми крохами, что оставались у молодого бродяги на черные времена, но здешняя жизнь не могла оставить равнодушным даже рассудительного бедняка!

В кабаре «Алая роза» было шумно. Шрапнелью за столиками рвалось шампанское. Маленький оркестр играл канкан – зажигательно, что есть мочи. Восемь ладных девушек-танцовщиц визжали, платья их взрывались белыми кружевами юбок, выбрасывая коленки, туфельки и ляжки в кружевных штанишках. Были и другие номера. Давид уже допивал бутылку вина, когда на эстраду вышел полный, розовощекий, напудренный, похожий на переспевший фрукт, пожилой конферансье.

– Смерррртельный номеррр! – надтреснутым голосом прокричал он. – На сцене кабаре «Алая роза» Госпожа Виолетта Барр и ее питон! Пррррошу!

Он сделал взмах рукой и, на удивление бойко отпрыгнув в сторону, скрылся в кулисах. И тогда под мелкую барабанную дробь не сцену вышла женщина в ярком, по-восточному пестром плаще, скрывавшем ее тело от шеи до пят, и в мягких башмачках с загнутыми носами. Золотая маска оставляла возможность только гадать, каковым было ее лицо. Черные, как смоль, волосы были собраны в пучок над макушкой и падали змеевидными локонами на затылок и лоб.

За женщиной вышел мальчик с духовым инструментом, похожим на свирель. Сев на подушечку, подогнув под себя ноги, он приложил дудку к губам и, стоило барабанной дроби смолкнуть, заиграл. Зал кабаре вдруг затих. Мелодия была дрожащей, похожей на журчание ручья, на переливы цветного шелка, на долгую, почти бесконечную ночь над белыми минаретами, дворцами, пустынными восточными улицами, над лимонными садами и пустынями, по которым, серебрясь от лунного света, проплывают от одного – цветущего даже во сне – города к другому длинные полусонные караваны… Неожиданно руки женщины сбросили плащ назад, и Давид увидел ее всю – смуглую, тонкую, охваченную кольцами змеиного тела. Голова чудовища спала на груди женщины, едва прикрытой серебристой полоской с чашечками на сосках; такая же серебристая нить шла через ее бедра, сходясь в середине в крошечный треугольник.

Женщина подошла к краю сцены. Ловко перебирая пальцами, мальчик в тюрбане выдувал свою нездешнюю мелодию…

Танец женщины начался. Он рассказывал о любви человека и змеи – о любви двух существ, которые никак не могут насытиться друг другом. Давид не мог оторвать от женщины глаз – ее тело было совершенно. В животной силе и грации оно не уступало змее. А та, тем временем, волнами перетекала по ее телу, освобождая его и вновь овладевая им. То обнажая ее живот и темную ямочку пупка, серебряные блюдца на сосках, то закрывая все это своим блестящим, изумрудно-золотистым мускулистым телом… Это было одной из самых невероятных и самых красивых любовных игр. Руки женщины, ее бедра повторяли движения змеи, сливаясь с ней в одно целое или ей противостоя. Женщина вставала на колени и на цыпочки, кисти то нервно рассекали воздух, то бесконечно медленно и плавно скользили по нему, а змея кольцами захватывала ее ноги – колени, икры, лодыжки; плечи, грудь танцовщицы, шею и запястья… И вот тут Давид обратил внимание на ее левое запястье – его стягивал знакомый золотой браслет в форме змеи. «Лейла?!» – прошептал он. Давид одолжил бинокль, настроил его, но тотчас музыка бесконечных песков закончилась. Он увидел лишь пестрый плащ, лежавший на сцене бесформенной цветущей клумбой, лицо мальчика, его белый тюрбан, и черные, змеевидные локоны, расползавшиеся по плечам уже исчезавшей за кулисами танцовщицы. Сколько зал ни аплодировал ей, сколько ни кричал восторженно, она не вышла.

Давид вернул бинокль хозяйке, подозвал официанта, расплатился и поспешно направился в гардероб.

Бульвар мелодично гудел. Пахло недавно прошедшим дождем и ночной свежестью. Постояв в нерешительности на ступенях парадного входа, Давид быстро сбежал по ним, но не окунулся в толпу, а обогнул здание кабаре…