«Я возмущен последним проявлением грубости по отношению ко мне со стороны Дворца, и если моя племянница не будет так любезна предоставить мне возможность прочитать упоминания обо мне в официальной биографии моего покойного брата, тогда никакие упоминания обо мне вообще не должны в ней появляться».
Неудивительно, что биография Уилера-Беннетта не прошла испытание временем. Историк Дэвид Каннадин пренебрежительно назвал ее «угодливой и раболепной», в книге покойный король представлен скорее как икона на пьедестале, а не человек из плоти и крови. И хотя из биографии видно, что она была написана будто на согнутом колене, она производит впечатление, что историка приняли королевская семья и придворные.
Он занимал уникальное место в качестве историка и несостоявшегося придворного и использовал свое влияние для попытки прекратить трехсторонний исторический проект, чтобы защитить друзей во дворце. Если американцы и французы были твердо уверены в публикации тома Х серии D и представлении Виндзорского файла перед публикой, тогда единственным выходом, как проницательно отметил Пассан, было намеренно разрушить весь проект, тем самым Дом Виндзоров бы избежал публичных неприятностей.
Уилер-Беннетт был не единственным, кто думал, что проект обречен, но возможно, был единственным, кого лишь мотивировало желание защитить репутацию королевской семьи.
Другим важным аргументом в пользу прекращения проекта было давление со стороны немецкого правительства, которое несколько поздно поддержало Министерство иностранных дел Британии, чтобы переместить архивы обратно в Германию. Группа британских историков считала, что это может поставить под угрозу объективность операции. Затаенная вражда по отношению к британским историкам была такова, что британский дипломат, который жаловался на их обструкционное поведение, сказал, что «британские историки – вонь в наших носах».
Уилер-Беннетт выступал за то, чтобы проект закрыли без ведома британского главного редактора, Маргарет Ламберт. Как ни странно такое скрытное поведение привело к примирению доктора Свита и британского главного редактора. Теперь они увидели общего врага в лице добродушного историка. Как написала мисс Ламберт 31 января 1956 года:
«Уилер-Беннетт самостоятельно, ни слова не сказав мне, решил, что будет лучше, если проект немедленно закроется, он пошел к вышестоящим лицам и сказал им это. Не могу даже описать, что я почувствовала; я сначала даже не поверила в это.
Что касается его мотивов, то мы думаем, что они напрямую не связаны с нами и что они личные. Мы знаем, как он благодарен за новую роль биографа и может быть, его старая любовь встала на дороге у новой. Там был интерес к одному аспекту последнего тома (доклады о герцоге Виндзорском в томе VIII) и в настоящее время их будет куда больше».
С помощью сэра Льюиса Нэмира она сумела предотвратить немедленное закрытие проекта, он смог просуществовать до марта 1959 года.
Публикация такого долгожданного, опасного тома была отложена швейцарским правительством, которое беспокоилось, что определенные документы, избранные для публикации в томе Х серии D, покажут, что они нарушили свой хваленый нейтралитет во время войны. Они переживали, что любые публикации отразятся на том, как иностранные правительства будут относиться к ним в будущем.
После публикации посмертных мемуаров Уолтера Шелленберга в июле 1956 года Андре Дойтчем споры о Виндзорском файле становились немного, так сказать, научными. История немецкого разведчика, написанная Луи Хагеном, пилотом-планеристом Союзников, который написал бестселлер о высадке десанта в Арнеме, появилась в заголовках по всему миру с сенсационными утверждениями, что герцогу было предложено 50 миллионов швейцарских франков, чтобы перейти на сторону немцев. История, которая была опубликована в журналах в Швеции и Западной Германии и перепечатана в лондонской газете Sunday Dispatch, быстро и всесторонне отрицалась герцогом:
«Я не читал газетные статьи о нацистских интригах, которые должны были меня беспокоить. Без сомнения, Шелленберги гитлеровского режима имели разные окольные схемы в уме. У меня не было никакой связи с Шелленбергом, и раз уж на то пошло, я никогда о нем не слышал до того, как возникла эта ситуация. Что касается фон Риббентропа, я видел его только на официальных встречах и с 1937 года с ним не встречался».
Посмертно Шелленберг вытащил герцога из ямы, общественный взгляд сосредоточился на нацистских заговорах, а не на предательстве герцога. Тем не менее откровения Шелленберга вскоре затмились женой герцога, которая опубликовала автобиографию (она воспользовалась услугами литературного раба) «У сердца свои причины» в том же году. Так как она была сосредоточена на человеческой стороне истории любви века, это дало наблюдающему миру, особенно женщинам, яркое представление о ее жизни.
В конце концов, главное событие, долгожданная публикация тома Х серии D 1 августа 1957 года была разочарованием. Министерство иностранных дел усердно работало, чтобы оповестить всех редакторов и корреспондентов, что герцог был невиновен, и был пойман в сеть нацистских заговоров, что он был королевским простофилей, а не королем-предателем.
Появившиеся статьи отразили мышление правящих кругов: «Заговор против герцога», – гласил заголовок в Manchester Guardian и отражал консенсус, что он был жертвой, а не заменой Квислингу. «Нацисты пытались заманить герцога Виндзорского под свое влияние», – гораздо более многословное название была на первой полосе New York Times. История была лишь мимолетной грозой; на следующий день те же газеты объявили, что герцог подписал контракт с издательством Houghton Mifflin на написание книги о другой его большой страсти в жизни, садоводстве. Как заметила Сара Брэдфорд: «Министерство иностранных дел развернуло целую кампанию. А пресса была весьма наивна».
Только чтобы подчеркнуть точку зрения, официальная записка Министерства, вставленная в тома, выпущенные Государственной канцелярией, содержала следующий отрывок:
Герцог был подвергнут сильному давлению со многих сторон, чтобы он остался в Европе, где немцы надеялись, что он будет оказывать влияние против политики правительства Его Величества. Его Королевское Высочество никогда не сомневалось в своей лояльности по отношению к Британии или в его решимости занять официальный пост губернатора Багамских островов в согласованную дату. Немецкие записи носят весьма сомнительный характер. Единственное точное доказательство это, то чего немцы пытались добиться и как провалились в этой миссии.
Конечно, из этого возникает вопрос, если немецкие записи имели столь сомнительный характер, почему их с таким успехом использовали в Нюрнбергском процессе? И почему историки из Франции, Британии и Америки корпели над ними более десяти лет? Почему на самом деле Черчилль, Эйзенхауэр и другие потратили столько политического и дипломатического капитала в попытках подвергнуть их цензуре?
В дополнение, адвокат герцога также выпустил заявление прямо назвав доклады немецких послов в Испании и Португалии «отчасти полными выдумки, и отчасти содержащими грубые искажения истины».