Н. С. Хрущев. Воспоминания. Время. Люди. Власть. В 2 книгах. Книга 2 - читать онлайн книгу. Автор: Никита Хрущев cтр.№ 223

Общество советско-французской дружбы устроило в Париже собрание, на котором я должен был выступить. Народу пришло видимо-невидимо. Большой зал был переполнен. Товарищи, которые смотрели в окна на площадь, говорили, что и она была заполнена народом, и там установили репродукторы. Митинг проходил в исключительно теплой атмосфере, люди выражали самые искренние чувства дружбы к Советскому Союзу и высказывались за дальнейшее развитие и укрепление наших контактов. Франция ценила вклад, который был внесен нашим народом в разгром гитлеровской Германии, в результате чего Франция вновь обрела независимость. Это понимал каждый француз, а не только коммунист, не только рабочий, понимали люди любых политических взглядов. Правда, когда мы говорили, что построение лучшей жизни есть вопрос революционных преобразований, ликвидации капиталистического строя и установления социалистического, с этим большинство французов не соглашалось. И не раз они демонстрировали это при голосовании и при опросах, которые проводились в стране. Но понимание правильности политики, направленной на обеспечение мира, объединило нас. Даже некоторые капиталисты сознавали необходимость крепить дружеские отношения с Советским Союзом.

Программа визита была обширной, и я с удовольствием следовал ей, наслаждался местами, которые посещал, встречами и знакомством с разными людьми. Франция – подлинный музей искусств и истории, там есть на что посмотреть, чему удивиться, чем восхититься и поразиться. Увы, как говорил Козьма Прутков, нельзя объять необъятное. Я смог посмотреть только какую-то долю интересного из бесконечного множества любопытных сооружений, прекрасных художественных полотен и скульптур, дворцов и пейзажей. Когда-то, после окончания рабфака, я впервые посетил в Петрограде Зимний дворец и бегло прошел по нему. Это отняло у меня целый день. Потом у выхода я буквально свалился на какую-то скамейку, чтобы передохнугь. Тогда я был молод и крепок, но так утомился… Лувр же более обширен и богат, и за один раз его нельзя только даже осмотреть. Показали мне также Елисейские поля и Версаль. Там необычайно красивые сооружения с впечатляющей планировкой насаждений. Объяснения нам давал министр культуры, писатель, фамилия его, кажется, Мальро ^[663]. Мне рассказывали о его сложной биографии. Когда-то он был активным коммунистом, потом стал не менее активным деголлевцем. Он тоже был весьма любезен, и думаю, что искренне. Со своей стороны он делал для нашей делегации все, чтобы создать наилучшее представление о Франции, и старался показать все, что заслуживало внимания.

С интересом познакомился я с посадкой фруктовых деревьев шпалерами. Ветки все подвязаны, деревья невысокие, плоды удобно снимать без усилий, не надо сбивать или стряхивать. Такие плоды не бьются и хранятся потом длительное время. На одном гектаре насаждений их получается больше. Правда, у таких деревьев меньший срок жизни, но это окупается. Считаю, что это очень хороший метод садоводства. Потом я ознакомился с литературой по такому способу насаждений. Наши специалисты тоже одобрительно относятся к этому способу посадки, но, к сожалению, я нигде не встречал его в СССР, кроме как у отдельных любителей.

На пресс-конференциях, собраниях и митингах нам предоставляли возможность излагать свою точку зрения по вопросам международного характера и внутреннего устройства. Мы не прятали своих идей, не маскировали их, полным голосом высказывали свою точку зрения на капитализм как общественный строй, который должен уступить место более прогрессивному, социалистическому строю. Говорили, что буржуазное общество отживает свой век. Отвечая на вопросы, говорили, что внутреннее устройство каждого государства и изменение существующего строя зависят от желаний народа. Мы же не вмешиваемся во внутренние дела, революция – не экспортный товар, как и контрреволюция. Иное дело, что наши симпатии – на стороне идей, основываясь на которых, мы сами строили свое государство. Говорил я, что друг другу всегда надо желать добра, и я желаю французам того, чего и себе желаю, то есть процветающего общества. Это хорошо воспринималось, хотя и не всеми. Многие стояли на буржуазных позициях, но проявляли вежливость, диспутов не возникало.

Когда я беседовал с товарищем Торезом, он одобрил наше поведение, наши острые речи, в которых мы не сглаживали углов и прямо высказывали свои классовые симпатии. «Вы очень содействовали нашей пропаганде социалистических идей», – говорил он. Само его лицо свидетельствовало об этом. Его приятная, простая, душевная улыбка и сияющие глаза показывали, что он не играет. Передо мной сидел крупный политический деятель, который умел защищать свои идеи и бороться за них, непримиримый к фальши, прямо высказывавший свои чувства, и мне было приятно наше полное единство. Он благодарил нас за прямоту, с которой мы выступали. Прямота-то бывает разная. К примеру, бывает колкая. Но мы понимали, что являемся гостями де Голля, хотя и нашего антипода по общественным взглядам, и поэтому во внутренние дела страны не влезали.

Завершив запланированное путешествие по стране, мы вернулись в Париж. Президент предложил нам с Ниной Петровной съездить в его загородную резиденцию ^[664]. Таким приглашением тоже выражалось особое уважение к нашей стране. Оно было аналогичным той чести, которая была выказана нам президентом США в Кэмп-Дэвиде. В загородном дворце действительно никто не мешает беседам, чувствуешь себя свободно, есть возможность для обмена мнениями и за завтраком, и за обедом, и за ужином. Де Голль с женой и мы с Ниной Петровной вместе обедали, завтракали и ужинали. Не знаю, соответствует ли действительности (как нас предупреждали), что супруга президента была убежденной католичкой, которая терпеть не может коммунистов. Значит, приглашая нас, она учиняла над собой внутреннее насилие. Но мы этого не почувствовали. Это культурная женщина, хорошо умеющая владеть собой и ничем не выдававшая своих чувств в отношении нас, коммунистов и атеистов. Она очень любезно ухаживала за нами как хозяйка дома и как хозяйка стола. Почти все остальное время мы проводили в беседах с де Голлем один на один. Приезжали к нам для участия в переговорах Громыко с Виноградовым, а Нина Петровна оставалась полностью на попечении жены де Голля.

Не помню, где начались официальные переговоры, в Париже или в загородной резиденции. Но для вопросов, которые требовали решения, это не имело значения. Поэтому я скажу лишь о сути дела, как излагали мы свою позицию и как реагировал де Голль (как мы чаще его называли, господин генерал). Основным оказался германский вопрос. Если бы я начал подробно излагать де Голлю нашу позицию, думаю, что ему было бы неинтересно, потому что он хорошо ее понимал. Но мы де Голля понимали плохо. Этот политический деятель во время оккупации возглавлял движение Сопротивления, а теперь стал союзником Западной Германии. Их союз был направлен против СССР и всех стран социализма. Да, такого де Голля мы не понимали! Что он антикоммунист, в этом у нас никогда не было сомнений. Но теперь в вопросах межгосударственных отношений у него проявились оттенки, которых мы не могли объяснить. Какие-то особенности его личных политических взглядов, которые он не раскрывал публично.