Реформатор - читать онлайн книгу. Автор: Сергей Хрущев cтр.№ 127

Комиссия представила материалы расследования Президиуму ЦК 9 февраля 1956 года, примерно через месяц после начала работы и перед самым открытием назначенного на 14 февраля XX съезда партии. Председатель комиссии Поспелов зачитывал отчет вслух. Поправив на носу старомодные, с огромными диоптриями очки, он начал бубнить. Так же бесцветно Поспелов выступал и на партийных собраниях в ЦК, и на заседаниях Академии наук, где он числился «партийным» академиком-историком. «Ему было трудно читать, – вспоминал Микоян, – один раз он даже разрыдался»²⁹¹.

Отец пришел в ужас. Он ожидал разоблачений, но такого… В 1935–1940 годах подверглись репрессиям две трети партийных и советских работников, занимавших хоть какие-то, даже незначительные должности. Из 139 членов и кандидатов в члены ЦК, избранных на XVII съезде «победителей», арестовали 98, а из 1966 самих «победителей» – делегатов съезда, арестовали 1108 человек, расстреляли 848. Не миновала чаша сия и тех, кто не занимал никаких должностей. Только за 1937–1938 годы НКВД арестовало 1 548 366 человек и расстреляло почти половину из них – 681 692 узника. Полтора миллиона арестованных и почти три четверти миллиона казненных советских граждан! И это безо всякой войны, просто так, по наветам соседей или по разнарядке местного НКВД.

В докладе Поспелов ограничился всего двумя годами сталинских репрессий, но и двух лет оказалось достаточно… Какое-то время члены Президиума сидели как оцепеневшие.

– Что за вождь, если он всех уничтожает? – прервал тишину отец и замолк, подбирая нужные слова. Потом продолжил: – Надо проявить мужество, сказать правду. Съезду сказать. Кому сказать?

Снова повисла пауза.

– Может быть, товарищу Поспелову? – не очень уверенно произнес отец и оглядел присутствующих. Никто не отозвался, и он продолжил:

– Когда сказать?

Вопрос остался без ответа.

– На заключительном заседании, – подвел итог отец.

Пришла пора высказываться и остальным, в таких обстоятельствах отмолчаться никто не мог себе позволить. Вот только говорить никому не хотелось.

– Надо сказать, – нарушил молчание Молотов, – но сказать не только это. Сталин – продолжатель дела Ленина. После Сталина мы вышли великой партией. – Он говорил несколько минут, в волнении заикался, запинался, подыскивал слова в пользу Сталина, но после сообщения Поспелова нужные слова находились с трудом. Наконец Молотов иссяк.

Отец неопределенно хмыкнул, начал было что-то отвечать, но тут вмешался Каганович.

– Историю обманывать нельзя, – быстро сориентировался он. – Докладывать – товарищу Хрущеву. Мы несем ответственность, но такая тогда сложилась обстановка. Но мы были честны, борьба с троцкистами оправдана. Я согласен с товарищем Молотовым, все надо провести с умом. Как сказал товарищ Хрущев, как бы нам не развязать стихию.

Лазарь Моисеевич почувствовал, что он окончательно запутался, и резко, на полуслове оборвал свое выступление.

Следующим выступил Булганин. Он полностью поддержал отца.

– Мы не в отпуску, – произнес Ворошилов. Что это значило, никто не понял. – Всякая промашка повлечет за собой последствия, – пытался определиться Климент Ефремович, но определиться у него не получалось. – Были враги? Были. Сталин осатанел. Тем не менее в нем много человеческого, но были и звериные замашки.

– Не можем не сказать съезду, – квинтэссенция выступления Микояна.

– На съезде доложить, – вторил ему Первухин.

– Делегатам рассказать все, – сухо произнес Суслов.

– Съезду сказать, – это уже слова Маленкова. – Испытываю чувство радости от того, что оправдываем товарищей, но их не оправдать, не объяснив роли Сталина. «Вождь» действительно оказался «дорогой». Связать с культом личности. Не делать доклада о Сталине вообще.

Как «оправдать товарищей, объяснить роль Сталина» и одновременно «не делать доклад вообще» – Маленков не объяснил.

– ЦК не может молчать, – еле слышно произнес Шверник, – иначе улица заговорит. Кошмар…

– Молотов, Каганович, Ворошилов – фальшивят, – рубил сплеча Сабуров, – Каганович говорит о недостатках, когда они по сути – преступления. Мы много потеряли благодаря глупой политике и с проливами Босфор и Дарданеллы, не говоря уже о Финской войне, Корее, блокаде Берлина. Испортили отношения со всеми. Сказать правду о Сталине до конца.

«Старики» высказались все, настала очередь «молодых», со Сталиным в 1930-е годы не повязанных.

– Не согласен с прозвучавшим в выступлениях Молотова, Кагановича и Ворошилова: «Не надо говорить», – громко, чуть громче, чем требовалось в небольшом зале заседаний Президиума ЦК, начал выступление секретарь ЦК Аверкий Борисович Аристов. – «Мы этого не знали» – недостойный аргумент. Годы были страшные, годы обмана народа.

– Правильно товарищ Хрущев предлагает, правду надо сказать, – присоединился к Аристову еще один «новичок», тоже секретарь ЦК Николай Ильич Беляев. – Делаются оговорки, как бы не потерять величие Сталина, но в этом величии надо еще разобраться.

– Писали о Сталине от сердца, – вкрадчиво начал Шепилов. – Шевелились глубокие сомнения… Надо сказать партии, иначе нам не простят. Говорить правду, но продумать форму, чтобы не было вреда.

– Какой тут вред? – отпарировал Кириченко. – Не может быть вреда. Невозможно не сказать.

– На съезде ЦК должен высказаться, – последним говорил Пономаренко, – гибель миллионов оставляет неизгладимый след.

– Нет расхождений, съезду сказать, – подвел итоги обсуждению отец. – Развенчать до конца, но не смаковать, кто будет делать доклад – обдумать.

На этом заседание Президиума ЦК закончилось. Все расходились подавленными²⁹².

Отец вышел из зала вместе с Микояном, в приемной они столкнулись с Шатуновской, внутрь ее не пустили, она все это время просидела в «предбаннике», на случай, если понадобится какая-то справка. Завязался разговор. О чем? Остается только догадываться. Но догадаться нетрудно. Она говорила, что комиссия копнула только первый слой, и надо продолжить расследование. Микояну запомнились приведенные ею цифры: Поспелов сообщил, что за 1937–1938 годы арестовали полтора миллиона человек, а по данным КГБ СССР, предоставленным Шатуновской, за семь лет, с 1934 по 1941 год, репрессировали восемнадцать с половиной миллионов, более 15 % тогдашнего населения Советского Союза, из них расстреляли около миллиона²⁹³. Разум нормального человека не способен вместить в себя преступления подобного масштаба.

Приведенные мною выше записи Малина документально подтверждают происшедшее в тот день: обсуждение состоялось, кто выступил, и, очень кратко, кто что сказал. Переживания, тональность выступлений – все это осталось за кадром. А эмоции в тот день бушевали нешуточные. Воспоминания о том, как проходило обсуждение записки Поспелова, оставили два человека: отец и Микоян.

Начну с отца.