В этом случае молчаливый вердикт был уже вынесен. Виновны в
предумышленном убийстве первой степени – для обоих обвиняемых. И никакой
пощады.
Ровный голос судьи Маркхэма нарушил напряженную тишину в
зале.
– Свидетельские показания давал Дон Грейвс. Проводился
перекрестный допрос. Слушание было отложено на прошлой неделе для проведения с
участием этого свидетеля эксперимента, предложенного защитой, на который
согласилось обвинение. Господа, вы хотите, чтобы результаты эксперимента были
приобщены к делу в качестве доказательства?
Клод Драмм поднялся на ноги и язвительно заявил:
– Это был эксперимент, проводившийся по вызову защиты и
максимально справедливый по отношению к обвиняемым. Условия эксперимента были
предварительно согласованы с защитой. В нем участвовал свидетель, находящийся в
настоящий момент на месте дачи свидетельских показаний. Условия были
максимально приближены к тем, при которых совершалось преступление. Я прошу
приобщить результаты эксперимента к делу в качестве доказательства.
Судья Маркхэм повернулся к Мейсону.
Теперь адвокат защиты встал из-за стола:
– Мы не возражаем против приобщения результатов эксперимента
к делу, однако это не является частью нашего перекрестного допроса. Они должны
быть представлены в результате допроса этого свидетеля выставившей стороной
после перекрестного допроса. Следовательно, неправильно ставить проблему перед
судом в настоящий момент слушания дела. Однако, если заместитель окружного
прокурора выразит желание допросить этого свидетеля по результатам
эксперимента, я не стану возражать. Конечно, при условии, что мне будет
предоставлено право провести перекрестный допрос различных свидетелей
проведения эксперимента относительно обстоятельств, сопутствующих ему.
О судье Маркхэме говорили, что еще не родился адвокат,
который смог бы удивить его, когда он восседал на скамье и руководил слушанием
дела. Теперь он уставился на Мейсона, словно пытался прочесть, что задумал
адвокат защиты. Смотрел он широкими от удивления глазами.
Мейсон спокойно и безмятежно встретился с ним взглядом.
– Я могу продолжать перекрестный допрос этого свидетеля? –
спросил Мейсон.
– Продолжайте, – разрешил судья Маркхэм.
– Вы знаете, какую деловую активность вел Эдвард Нортон? –
обратился к Дону Грейвсу адвокат.
– Я полностью в курсе всех его дел, – ответил свидетель.
– В таком случае вы должны знать, когда заканчивается срок
действия страхового полиса, лежавшего на столе Эдварда Нортона, не так ли?
– Да.
– Когда заканчивается срок его действия?
– Двадцать шестого октября текущего года.
– Значит, срок действия страхового полиса закончился через
три дня после смерти Эдварда Нортона?
– Все правильно.
– Не является ли фактом то, мистер Грейвс, что вы испытываете
враждебность, какое-то предубеждение против Фрэнсис Челейн, обвиняемой по этому
делу, в связи с тем, что она вышла замуж за Роберта Глиасона?
Вопрос вызвал удивление, и по залу суда пробежал шумок,
означавший внезапное включение внимания зрителей, которые сели на самые краешки
стульев, чтобы лучше видеть и слышать происходящее.
– Это неправда! – закричал Дон Грейвс с чувством. – Я сделал
все возможное, чтобы не впутывать Фрэнсис Челейн в эту историю. Я сейчас даю
показания только потому, что мне вручили повестку и я обязан был явиться в суд.
– У вас нет предубеждения против Фрэнсис Челейн ни по каким
другим основаниям?
– Нет.
– А против Роберта Глиасона?
– Нет. Я не испытываю дружеских симпатий к Роберту Глиасону,
потому что плохо его знаю, но к мисс Челейн у меня совсем другие чувства. Я не
сказал бы ни слова в этом зале суда, которое могло бы связать ее с убийством
Эдварда Нортона, если бы я не был абсолютно и вне всяких разумных, обоснованных
сомнений уверен в том, что говорю правду.
– У меня больше нет вопросов, – заявил Мейсон с видом
побежденного.
Клод Драмм поднялся на ноги. В его голосе слышались победные
нотки:
– У меня есть несколько вопросов к этому свидетелю. При
перекрестном допросе у вас, мистер Грейвс, пытались выяснить, участвовали ли вы
когда-нибудь в эксперименте при условиях, идентичных тем, что окружали
совершение преступления, с целью определения, сможете ли вы опознать лиц,
находившихся в кабинете Эдварда Нортона, когда его убили, не так ли?
– Да, мне задавали такой вопрос, – ответил Дон Грейвс.
– После того как вам задавали такой вопрос, участвовали ли
вы в эксперименте при точно таких же условиях?
– Да, сэр.
– Опишите, пожалуйста, условия, при которых проводился
эксперимент, и его результаты, – попросил Клод Драмм.
– Эксперимент проводился ночью, – медленно начал Дон Грейвс.
Зрители в зале затаили дыхание, чтобы слышать каждое его слово. – В кабинете
Эдварда Нортона находилось трое мужчин и две женщины. Одна женщина была одета в
черное, другая – в розовое. На одном из мужчин был синий сержевый костюм, на
другом – твидовый, на третьем – костюм из шотландки. Я знал всех мужчин, но
женщин раньше никогда не видел. Также присутствовали представители прессы, вы,
мистер Драмм, и мистер Мейсон.
– И что произошло?
– Мы сели в машину и поехали по петляющей дороге вверх по
возвышенности к главному бульвару. Когда машина оказалась в той точке, где в
ночь убийства, у меня вырвался возглас, судья Пурлей велел мне оглянуться
назад. Я оглянулся и продолжал смотреть, пока машина не обогнула поворот и дом
не скрылся из моего поля зрения.
– Что вы увидели?
– Я увидел женщину в розовом платье, стоявшую в том же
положении, что и мисс Челейн в ночь убийства Нортона, а также мужчину в синем
сержевом костюме, замахивающегося тростью над стулом, на котором сидел мистер
Нортон, когда его убили.
– Вы можете проводить перекрестный допрос, – с победным
видом повернулся к Мейсону Клод Драмм.
– Вы не рассказали всего, что имело место во время
проведения эксперимента, мистер Грейвс, не так ли? – спросил адвокат.
– Все основные моменты, сэр.
– Разве там не было газетного репортера, который вас как-то
побеспокоил и задержал?
– Да, был. Если не ошибаюсь, его фамилия Неверс. Он
настаивал, чтобы мы изменили условия эксперимента. У меня не было полномочий
изменять их. Условия оговаривали мистер Драмм и вы, мистер Мейсон. Я сказал об
этом репортеру, но он от меня не отставал, даже засунул палец мне в петлю
пиджака, пытаясь удержать.