Таежная вечерня - читать онлайн книгу. Автор: Александр Пешков cтр.№ 25

Саня бродил по тайге, вгоняя в кровь зимний градус, с каким и в январе в одной рубахе не страшно будет дрова колоть. От такой температуры осенью и мысли становятся горячее. А прогулочные чувства остывают вместе с недолгим дневным теплом.

В начале октября Саня решил отправиться в монастырь.

26

Горы Салагирского кряжа постепенно оседали до лесистых холмов, поросших березами и осинами. Уже совсем редко появлялись на них темные маячки одиноких пихт. Дальше пошли вовсе голые сопки.

Присмотревшись из окна электрички, Саня понял, что ими оказались навалы угольной породы из шахт. Местами черные горы еще дымились. Но кое-где по их мрачным склонам уже карабкался тощий подвяленный кустарник.

На окраине шахтерского городка, среди деревянных бараков, строился монастырь. У железных ворот притулилась маленькая белокаменная церковь.

Первое, что испытал таежный паломник, пройдя за ворота обители, было ощущение сильной жажды! Саня хотел попросить воды, но сторож, приняв его за бездомного, повел к кирпичному крыльцу, на котором лежал пегий домотканый половичок.

В церкви шла служба – вечерня.

Из Царских ворот выплыл священник с кадилом, совершая каждение алтаря. Прихожане и послушники уступали ему дорогу, сжимались кучками, обнажая белые стены. Слышался цепной звук взлетающего кадила, елейный дым мягко вспархивал и осенял склоненные головы.

Это был отец Антоний.

Он показался Сане пополневшим с прошлого года; туго лоснился черный атлас на его животе. Батюшка тоже узнал странника и на мгновение приветливо сощурил голубые глаза через толстые очки.

Пронизанный светом из узких окон, под сводом роился полумрак. На стенах – вместо росписей – застыли контуры наклонных теней. Невысокий легкий иконостас отделял молящихся людей от алтаря совсем по-домашнему, так что был слышен шорох ткани, когда переодевались священники.

Черноволосый бородатый диакон в золотом облачении пропел во всеуслышание: «Востаните! Господи, благослови!»

Медленно закрылись Царские врата.

Хор выводил протяженное моление, и в эту смену церковного действия, как в передышку, закрались в голову мысли о доме и часовне, оставшиеся без присмотра.

В углу горела настольная лампа, освещая большую книгу с нотами. Две женщины в белых платочках дирижировали сами себе плавными ладонями «Премудрость, прóсти!» Улавливая звуки нового псалтыря, они переворачивали страницы, потянув за красную широкую ленту, и вторили священнику тонкими высокими голосами.

Мерным шагом вдоль стен опять прошли священник с кадилом и диакон со свечою. Под сводом, посветлевшим вдруг, родилось эхо от незримого движения, такого легкого, как снег сквозь солнце! В этом порыве Саня увидел знакомую фигуру. Катя! Она склонила голову, касаясь лба трехперстием.

Чуть поднятые плечи были неподвижны, но Сане чудилось, что она плывет, вскидывая руками, в свечном золоченом тумане. Он узнал ее облик таким, каким запомнил далеким вечером на окраине Салагира.

На мгновение даже показалось, что он увидел рядом с девушкой самого себя: неуклюжего, растерянного, как будто застигнутого врасплох.

В церкви Катя передвигалась привычно; гасила коротыши свечек и бросала их в железный ящик на полу. Неспешно проскальзывая меж стоящих прихожан, она утягивала за собой что-то неуловимое, какой-то сквознячок благости. И еще какую-то разницу ощущений. В мирской жизни ее походка вызвала бы пристальный интерес, может быть, даже игривый. Но в церкви подобным образом на нее никто не глядел, и она бессознательно испытывала нехватку чего-то, какую-то растерянность в душе.

Саня крестился, поспевая за остальными.

У него защемило в груди слева, поэтому он с запозданием касался левого плеча, удерживая на мгновение ладонь возле сердца.

Вечерня утомила его: таежный гость с трудом ловил непонятные слова пения «Свете Тихий» и благодарил Бога за то, что не прерывал его тайных мыслей.

Вдруг он заметил Николая.

Как селезень к деревянной приманке, приблизился стрелок к Кате. Потом протянул ей что-то в руке…

Голубоватый луч прожектора на монастырском дворе тонул в сизом дымном тумане, воздух здесь был тяжелый и едкий.

За двухэтажным корпусом с маленькими узкими оконцами виднелась кочегарка. Из ее высокой трубы валил серый дым.

Саня инстинктивно пошел в сторону сквозняка, угадывая его, между жилым корпусом и стеной большого храма из красного кирпича.

Пол в трапезной оказался бетонный, а потолок еще только затянут пленкой по деревянным балкам. (Пищу для братии готовили женщины пожилого возраста.)

Послушники и трудники снимали с себя рабочую одежду, заляпанную известкой и раствором, умывались и обували домашние тапочки. Присев на лавки они устало вытягивали ноги. Но когда вошел батюшка, все быстро поднялись и, плотно встав перед накрытыми столами, прочитали молитву, обильно крестясь на иконы. Между плитой и посудным шкафом отдельно сгрудилась женская стайка.

После молитвы не спеша рассаживались за длинным столом; Саню пропустили вперед. Подали тарелку винегрета с фасолью, перловую кашу на оливковом масле, глазунью из трех яиц и компот из сухофруктов. На столе лежали сиреневые зубцы чеснока. Ели все молча, тихо и односложно благодарствуя за угощения, принятые от соседа. Чья-то заботливая рука пододвинула ближе к нему желтые в крапинку обсыпные рогалики.

Саня поднял взгляд и тихо сказал:

– Ишь, косули какие!

Послушник, что сидел напротив, не ответил ему, но как-то странно сотворил мелкий крест на вытянутой шее.

Поселили его в монастырской гостинице, в маленькой узкой комнате.

В углу на деревянной полке зияла икона. Кровать с казенным одеялом, старый табурет с фанерной крышкой. «Надо бы им стульев наделать!» – подумал Саня, погасил свет и лег…

Живать приходилось ему во всяких местах, и разность их он ощущал по утрам. В одних домах спится до одури, в них хочется забыть все, что было с тобой раньше. В других жилищах не можешь дождаться рассвета, перебирая свою жизнь, будто ища прореху в мешке, из которого сыплется твое последнее добро.

Проснулся рано.

Болела спина; Саня вспомнил, что ночью немела рука, он просыпался и укладывал ее, непослушную, будто чужую.

Из окна кельи он разглядел старые согнувшиеся клены с лохмотьями рыжей листвы, ржавые мусорные баки под ними. Стены и колонны собора в лесах, железный короб для раствора, из которого торчали вразнобой черенки лопат.

По оконной раме неторопливо полз серый паучок. Саня обрадовался ему, как новому знакомцу. Паучок спустился до подоконника и скрылся в маленькой пещерке. Тоже себе – отшельник!

Сжимая под рубахой крестик, он вспомнил вчерашнюю службу и Катю, когда она натягивала платок на лоб, а он все равно соскальзывал на затылок с ее густых гладких волос.