– За что? – я в самом деле не понимала, за что он извиняется. По сути, мы друг другу никто. Вот если бы он был моим мужем, тогда это было бы понятно, а так… Ну, подумаешь, пообщались немного.
– То, что ты увидела, – он с трудом подбирал слова, – это ничего не значит…
– Для кого? – невежливо прервала я его, требуя уточнения. – Для вас или для меня?
Он помедлил, почувствовав, что настроена я решительно.
– Это ничего не значит для меня, но очень много значит для тебя, – осторожность в нем просто зашкаливала. – Тебе больно, я понимаю. И, поверь, мне очень стыдно. Очень. Я не сдержался, и мне хочется себя просто убить. Я думал, что ничего для тебя не значу. И ошибся…
Последнее предложение прозвучало вопросительно, но соглашаться с ним я не собиралась. Такое не прощается. Во всяком случае, мной.
– Ну зачем же так сурово, Олег Геннадьевич, – мне почему-то стало смешно. Истерика, что ли? Или ситуация в самом деле препотешная? Никак не могла разобраться.
Он обеспокоенно попросил:
– Успокойся, Катя. Ты где? Давай поговорим спокойно.
– Не хочу, Олег Геннадьевич. Да и не могу я с вами разговаривать. Никак.
– Извини, Катя, но в том, что я сорвался, есть и доля твоей вины! – его голос стал на полтона ниже. – Если бы ты была со мной, мне никто бы не был нужен…
Ух ты, какой я чудный психолог! Не обманулась!
– Да, Олег Геннадьевич, не сомневаюсь в этом. Только вот на сколько времени бы хватило вашей верности, а? Год? Или для вас это слишком много? – я упрямо улыбалась сквозь не менее упрямо бегущие слезы. – И, знаете, я очень рада, что все произошло именно сейчас. Потому что я думала переехать к вам в эти выходные, сюрприз устроить. Вот было бы забавно, если б я притащилась к вам с чемоданами и встретилась с вашей очередной любовницей. Так уж извините меня, но больше разговаривать с вами я не буду! – И с надрывом вырвалось из груди: – И не звоните мне больше!
Послышался приглушенный полузадушенный вздох, но я отключила телефон. Общаться с бывшим поклонником у меня никакого желания не было. Разочарование – отвратительное чувство! Хотя в последнее время я только сплошной негатив и испытывала.
Убрала телефон в сумочку и огляделась. Забавно, но я оказалась у главной городской елки, неподалеку от дома Макса. И какого лешего меня сюда занесло? Что мне тут понадобилось? У него своя жизнь, у меня… нет у меня никакой жизни. Но это совершенно неважно. Или важно?
Тупо приговаривая «важно – неважно, неважно – важно…», дошла до скамейки, сгребла с нее снег и села, подвернув под себя пальто. Похоже, я все-таки в шоке, ведь я верила Олегу Геннадьевичу, верила! И даже на какое-то короткое время почувствовала себя любимой, и желанной, и защищенной. Зря. Это только мираж в пустыне, фата-моргана. И больше ничего. Пустота позади, пустота впереди.
Посмотрела на еще мигающую огоньками елку, вспомнила нашу последнюю встречу с Максом на этом же месте. И наш разговор припомнился, в котором он говорил о Лизе как-то странно, и вообще его непонятное поведение.
Нет, мне никогда не понять мужчин. В самом деле, они как инопланетяне. Или это я не от мира сего, как зачастую говорит мне мама? И это мне проще надо быть, ближе к земным реалиям? Не знаю. Порой понять себя очень, очень трудно.
Елка сияла, переливаясь разноцветными всполохами, дети катались на горках, мимо ходили обнявшиеся парочки, а я сидела и в каком-то трансе рассматривала площадь. Время замедлилось, все теряло значение. Наверное, я замерзала, но мне было все равно.
– Катя, что ты тут делаешь? – чей-то тревожный голос донесся, как сквозь вату.
С трудом подняла голову, узнала склонившегося ко мне Макса. Никаких эмоций внутри не возникло. Я ему даже не удивилась. И не поздоровалась, и не кивнула. Просто молча смотрела на его обеспокоенное лицо.
– Катя! Очнись! – он провел костяшками пальцев по моему лицу и выругался. – Ты совсем замерзла! Давно тут сидишь?
Все так же молча смотрю на него.
– Давай, пошли! – он поднял меня и заставил сделать несколько шагов. Поняв, что для меня это слишком сложно, подхватил на руки и направился к дому.
Попыталась сказать, что не хочу к нему домой, и не смогла. Рот просто не открывался! Помычала что-то нечленораздельное, но он на это не обратил внимания. У подъезда поставил на ноги, открыл дверь. Какие-то женщины, идущие мимо, с осуждением заметили:
– Вот ведь напилась, даже стоять не может! Что за молодежь нынче пошла распущенная, кошмар просто!
Мне захотелось послать этих тупых сплетниц куда подальше, но зубы, похоже, примерзли друг к другу и не разжимались. Макс заскочил в подъезд, поднес к лифту, нажал на кнопку. Дверцы тут же распахнулись. Пока кабинка поднималась, он пристально рассматривал мое замороженное лицо.
– У тебя нос красный, и даже на ресницах иней! Сколько же ты просидела на морозе?
Смутно подумалось, что мороза-то нет, не то я давно бы превратилась в ледышку. Ответа он не ждал. Вынес из лифта, поставил рядом с квартирой, вынул из кармана ключи и открыл дверь. Потом, как бесчувственное полено, подхватил меня на руки, занес внутрь.
Стремительно разделся сам и принялся раздевать меня. Конечности мои гнулись плохо, но он справился где-то за полминуты. В голове иронично пронеслось: какой богатый опыт в раздевании девиц, однако!
Когда на мне осталось только нижнее белье, он, скрипнув зубами, прекратил процесс и потащил в ванную. Усадил, включил воду. Она показалась мне обжигающей, я выпучила глаза и протестующе замычала.
– Вода холодная! – Макс с возмущением смотрел на меня, что изрядно обескураживало. Чем это он так недоволен? Если не хочет со мной возиться, то и не надо, его никто и не просит. – Это ты замерзла так, что на труп уже похожа! Я вот думаю, что тебе уже скорую помощь вызывать пора.
Я смогла лишь отрицательно покачать головой. Боюсь, нелюбовь к врачам у меня от бабушки.
– Если тебе так плохо было, так одиноко, почему не позвонила? Я же тебя просил, номер телефона свой дал, и вообще! И где этот твой типа жених? – последнее слово он выплюнул, будто оно обжигало ему язык.
Ответа он не ждал. Выскочил за дверь и тут же вернулся с кружкой. Поднес к губам и потребовал:
– Пей давай!
Я понюхала, но никакого запаха не учуяла. Похоже, вода. Отпила глоток и задохнулась. Ну и гадость! У меня даже силы появились головой потрясти. Но это его не остановило. Запрокинул мою голову, надавил на подбородок, заставив открыть рот, и влил в меня оставшуюся огненную воду. Выпучив глаза, я почувствовала, как в меня пролилась эта мерзость, обжигая пищевод. Но потом в меня была влита простая вода, и жжение прекратилось.
А ведь давно известно, что при обморожении спиртное не помогает, и пить его даже вредно! Но я смогла только возмущенно помычать, чувствуя, как предметы поплыли перед глазами.