– Да? – я была настроена скептически. – Тогда почему я ничего не помню?
– В смысле? Как не помнишь? – тут уже не поверила мне и Марья Ивановна.
– Очень просто, – мне даже и притворяться не нужно было, и без того было очень стыдно. – Не помню, и все!
– А что ты не помнишь конкретно? – у Марьи Ивановны от любопытства даже носик заострился.
– Что я не помню конкретно? А из того, что не помню, ничего не помню!
– Нет, я неправильно выразилась. С какого места ты ничего не помнишь?
Я похлопала глазами. Этого я тоже сказать не могла.
В разговор вступила Любовь Николаевна, уточнив вопрос коллеги:
– Что ты помнишь последнее?
Это было уже легче.
– Как Владимир Иванович принес шампанское, и я выпила. После этого полный провал.
Дамы переглянулись.
– М-да, похоже, пить тебе нельзя. Три бокала легкого вина – твой предел, – постановила опытная Любовь Николаевна. – И что, даже не помнишь, как с Олегом Геннадьевичем уходила?
– Нет. Но я об этом знаю, – и, предвосхищая вопрос «откуда?», уточнила: – мне Лиза сказала.
– Да, Лизонька ловко так тебя из лапок генерального выдернула. Он потом такой недовольный был.
– Недовольный? Да попросту злой! – негодовала Любовь Николаевна. – И народ разогнал раньше времени. Веселились бы еще да веселились. Так ведь нет.
– Правильно. Ему кайф обломали, он нам. Цепная реакция. – Марья Ивановна вновь блеснула логическим мышлением.
Любовь Николаевна посмотрела на часы и предложила:
– Четыре часа. Может, чайку попьем? Начальница быстро не придет, гарантирую.
Но мне почему-то казалось, что долго она не задержится.
– Олег Геннадьевич сказал ей, что сразу после праздников проверка из министерства приезжает. Так что не думаю, что она долго там задержится.
– О, это только предлог для уединения! Спорим, что полчаса ее точно не будет?
Я спорить не собиралась. Просто мое внутреннее чутье очень твердо было уверено, что мужчина, намекавший на серьезные отношения с одной, не будет демонстрировать свои близкие отношения с другой.
Разбивая ее планы, в кабинет стремительно вошла Вера Гавриловна. Удостоверившись, что все в порядке, долго и нудно говорила нам о проверке, стараясь напугать, чтоб прониклись. Но мы не прониклись, у нас этих проверок бывало по две в месяц. Достали просто.
Когда начальница завершила свои пугательные речи и ушла, Любовь Николаевна повернулась ко мне и с угнетающей проницательностью заметила:
– Ох, не о твоем моральном облике речь шла у генерального, Катя, иначе начальница не была бы столь сурова. А о чем?
Естественно, я ничего ей не сказала.
Глава пятая
Новый год, как обычно, мы встретили вдвоем с бабушкой, хотя меня приглашала мама. Но в этом случае бабушка осталась бы одна, а я ее люблю гораздо больше, чем мать. Мама, в принципе, неплохой человек, но для нее я только послед неудачного брака. Поэтому мы к друг другу испытываем довольно прохладные чувства. У нее ко мне превалирует чувство вины, я же не могу ей простить преступной слепоты, когда она оставляла меня наедине с практически насильником. Она это тоже понимает.
С бабушкой встречать Новый год хорошо. Душевно так. Я, бабушка, елка и телевизор. Вполне приятная компания. И, конечно, полный стол. Бабушка к торжеству готовится заранее, продукты закупает за месяц, а блюда начинает готовить за пару дней. Все, что можно сделать раньше, бывает сделано, и мне остается только помочь накрыть на стол. Потому что, как правило, 31 декабря я работаю.
Причем в самом деле работаю, а не хожу из отдела в отдел с поздравлениями. Потому что сразу после Нового года приезжает проверка из министерства, и мы перепроверяем на сто рядов все, что только можно. Ревизорам всех мастей же надо свои зарплаты, весьма немаленькие по сравнению с нашими, оправдать, вот они и роют носом землю в поисках наших ошибок. А наша задача – доказать, что мы не зря хлеб едим.
Поэтому работали мы, как и положено по законодательству, всего на один час меньше, как в обычный предпраздничный день.
Первого января я поехала к маме, и мы вполне приятно всей семьей посидели за праздничным столом. Братишки попросили меня свозить их на главную городскую елку, я пообещала, мне это и самой интересно было. И на следующий день поехала с ними на городскую эспланаду.
И не пожалела. Красота тут. Елка высоченная, вся в огнях и золотых шарах. Горок штук двадцать, на все возрасты и вкусы, от малюсеньких до огромных. И ледяные скульптуры вдоль всей эспланады, филигранные такие, изящные.
Братья выбрали среднюю горку в виде лежащего медведя, я пошла с ними и тут же наткнулась на Макса в черной кожаной куртке, черных джинсах, со сверкающими снежинками на непокрытой голове. Он весь был такой… невероятный.
Меня аж пот прошиб, и колени задрожали, едва я поняла, кто передо мной. Нет, это ж надо! И за что мне это опять? Впрочем, вопрос чисто риторический, на такие вопросы никто не отвечает, ни Бог, ни судьба, хотя в таких «случайных» встречах именно они и виноваты.
Пришлось сделать хорошую мину при плохой игре и попытаться отступить за спины ребятни. Не получилось.
– Добрый день, Катя. – Макс от неожиданности тоже несколько растерялся, но хороших манер не утратил, в отличие от меня, намеревавшейся потихоньку смыться.
Пришлось перестать изображать из себя столб и поздороваться.
– А где Лиза?
Он растерянно улыбнулся.
– Думаю, дома. Собирается, наверное.
– Собирается?
– Мы послезавтра улетаем в Швейцарию, на горнолыжный курорт.
Вот как? Значит, Лиза с ним не порвала. Не зная, как к этому относиться, на автомате спросила:
– В какой?
– Церматт. – Название мне ничего не говорило, и он пояснил: – Там сейчас международные состязания по керлингу идут. Посмотрим. И покатаемся.
Я даже не знала, что такое керлинг. Но спрашивать было стыдно. Молча смотрела, как братья катаются с горки, скатываясь вниз и тут же целеустремленно забираясь на нее снова.
– Это кто? – Макс проследил за моим взглядом.
– Братья. По матери, – непонятно для чего уточнила. – А ты тоже с кем-то?
– Нет. Я просто путь срезал. Я в этом доме живу, – и он показал на новую элитную высотку. – А иду в тот магазин.
Да, здесь через ледовый городок в самом деле гораздо ближе, чем в обход. Не понимая, чего он медлит, шел бы уже и не смущал меня, подняла лицо и поразилась: он смотрел на мои губы. Изучающе так. Я тут же покраснела. Вспомнил мой насильственный поцелуй?