Но совесть мучила меня, и мы с Верой прикидывали, как обойти сопротивление мамаши.
Если бы эта мамаша хоть сама для себя признала, что сын болен! Но нет, она беспечно уехала на дачу, оставив Васю в городской квартире. Естественно, как только за мачехой захлопнулась дверь, я нарушил ее запрет и переступил порог с букетом и бутылкой вина.
То, что мне отказано от дома и я вынужден являться тайно, под покровом ночи, только будоражило и веселило нас.
Мы мило посидели втроем: я, Вера и Вася, который был с нами так хорош, что я почувствовал острые угрызения совести, почему до сих пор не организовал ему адекватное лечение.
Особенно, помню, меня резануло Верино замечание о том, что мы с Васей сильно похожи внешне. Я присмотрелся: действительно, мы были одного типа мужиками правильного сложения с правильными же физиономиями. Заготовки из одного ящика, только Васе досталось психическое заболевание, а мне нет. И я ничего не делаю, чтобы ему помочь, нехорошо…
Около полуночи мы пожелали друг другу спокойной ночи и мирно разошлись по комнатам.
Мы с Верой занимались любовью, стараясь не шуметь и оттого все время хихикая, как вдруг услышали стук открывающегося окна.
Когда я вспоминаю ту ночь, думаю, сколько шансов у нас было… Мы могли не обратить внимания на звук. Могли пожать плечами и продолжить свои приятные занятия. Наконец, могли промешкать, одеваясь.
Но я был так нетерпелив, что решил отложить раздевание на потом.
Мы вскочили с дивана, вбежали к Васе и увидели его влезающим на подоконник. Кто-то из высших сил позвал его, как я понял, когда повалил сопротивляющегося Вериного брата на пол.
Дальше я совершил ужасающую глупость. Вместо того чтобы вызвать «Скорую помощь», я накормил Васю феназепамом, который принесла Вера из тумбочки его мамаши.
Он перестал вырываться, с трудом завладев его вниманием, я стал разговаривать с ним, и как-то удалось пробиться сквозь панцирь его безумия. Мы договорились поехать в больницу.
Я вызвал такси, привез Васю к себе на работу и оформил историю так, будто он пришел добровольно и сам. Почему я не попросил сделать это дежурного врача? Но я стремился к тому, чтобы доставить всем как можно меньше хлопот. И не хотел, чтобы в Васиной истории болезни фигурировали суицидальные тенденции, потому что в таком случае его пребывание в стационаре могло затянуться.
До утра я остался в больнице, наблюдал за Васей, успокаивал его и ободрял, хотя он, кажется, увязал в своем безумии и не нуждался в моей поддержке.
Утром на обходе заведующий согласился с моим диагнозом, мы назначили лечение, я показал Васю начальнику кафедры, тот подтвердил нашу правоту, Васе становилось лучше, словом, все складывалось благоприятно для всех, пока с дачи не вернулась разъяренная мамаша.
Она закатила такой скандал, что мы едва не оглохли.
В сущности, мой дар заключался в том, чтобы находить общий язык с людьми, в том числе с психически больными. Я мог договориться с самым отпетым шизофреником, наверное даже с каталептиком, а вот с ней – не смог!
Не пробился сквозь материнский инстинкт.
Объяснения, что мы спасли ее сыну жизнь, что иначе он сейчас лежал бы в морге с расколотой головой, не достигли цели.
Даже профессор не смог ничего ей втолковать.
В череде ошибок, совершенных мною в те дни, была одна самая важная. За хлопотами с Васей я забыл, кем был их с Верой отец.
Мать ничего из себя не представляла, так, бывшая красавица, и ради нее, наверное, никто не стал бы напрягаться. Но когда тебя просят защитить сына твоего покойного друга, это же совсем другое дело! Тут невозможно остаться в стороне!
Но друг хоть и друг, а все-таки покойный, поэтому глубоко вникать не станешь, просто сделаешь, о чем тебя просят, и все.
Да полно, разве мог у ТАКОГО ЧЕЛОВЕКА родиться сын-шизофреник? Конечно же, все это происки жадного негодяя, желающего заграбастать все наследство!
Нет бы сесть и подумать две минуты холодной головой, что шизофрения никак не лишает человека материальных благ! Наоборот, попробуй отними что-нибудь у недееспособного, замучаешься.
С точки зрения личного обогащения это была бессмысленная комбинация, но тем не менее на следующий же вечер по телику вышла двухчасовая передача с пламенным борцом за свободу мысли Шишкиным и оскорбленной матерью в главных ролях.
Васина мамаша рыдала во весь экран, что некий Шелест при попустительстве своего начальства засунул абсолютно нормального человека в психбольницу, чтобы завладеть его квартирой, и, очевидно, планирует сделать то же самое и с ней.
Ведущий менял маску борца на маску утешителя и говорил, что этого наше общество, ставшее теперь свободным, не допустит. Прошли времена карательной психиатрии, когда она была служанкой режима, и уж конечно, она не станет служанкой отдельных алчных личностей.
Микрофон пустили гулять по залу, его хватали какие-то люди, при виде которых мне сразу хотелось выписать рецепт на нейролептик, и рассказывали собственные душещипательные истории.
Тогда модны были такие программы, но обычно они выходили в формате дискуссии, то есть собирались противники и сторонники чего-то и начинали базарить более или менее культурно.
Передача про меня отличалась тем, что не присутствовало НИ ОДНОГО не то чтобы моего сторонника, а просто специалиста.
Забегая вперед скажу, что позже они исправили этот промах. Я почему-то запал в душу тому остросоциальному журналисту, и он сделал обо мне еще целых три передачи, на которых меня клеймили уже не только простые люди, но и маститые психиатры.
Не знаю, на какие рычаги еще нажимала оскорбленная мать, но после выходных я с удивлением обнаружил, что мой заведующий и начальник кафедры дали заключение, что Вася совершенно нормальный и помещение его в психиатрический стационар ошибочно, а вернее сказать, незаконно.
Кроме того, выяснилась такая интересная деталь, что я уже три дня исполняю обязанности заведующего отделением, поскольку сам он находится в отпуске.
Говоря по-простому, я припух и сначала не понял, зачем такие сложности. Ну нормальный Вася, ладно, но достаточно было указать, что я добросовестно заблуждался, и все.
Потом сообразил: сутки-то он провел у нас, и если начальник кафедры может откреститься, ему показывают далеко не каждого поступившего, то прямая обязанность завотделением смотреть всех новеньких. И как объяснить, почему он сразу не распознал нормального человека?
В истории я записал стандартную фразу: «Осмотр совместно с заведующим отделением», а фамилию не указал. Она у него была очень длинная, и мне всегда было лень ее писать.
Значит, этим завотделением мог быть кто угодно, в том числе и я сам.
В итоге Васю выпустили домой, а за мной пришли. Вменили статью 128: «Незаконное помещение в психиатрический стационар», а поскольку я, оказывается, в тот момент исполнял обязанности заведующего отделением, то часть вторую, то есть с использованием служебного положения.