Карибский брак - читать онлайн книгу. Автор: Элис Хоффман cтр.№ 49

В тысяча восемьсот тридцать третьем году руководство конгрегации признало наш брак законным и сделало соответствующую запись в книге, так что теперь все могли видеть, что мы муж и жена. Я не была уверена, что это существенно изменит что-либо, но надеялась, что в качестве полноправных членов общины можно будет жить спокойнее, чем в качестве изгоев. Фредерик сразу же стал посещать все службы, но я отказывалась сопровождать его. По субботам я дожидалась его в саду, где он молился за меня, за наших детей и наш дом.

Я жила по своему усмотрению и не рассчитывала на то, что Бог простит меня. Удачи я тоже не ждала – ведь я ее отдала. Я надеялась, что жизнь Жестины изменится к лучшему, однако она по-прежнему пребывала в угнетенном состоянии, жила одна в своем доме у моря. Я написала несколько писем Аарону, но ответа не получила. Мне хотелось, чтобы он понял, какое горе он причинил Жестине, и отпустил бы Лидди к матери. И вот как-то в пятницу к вечеру, когда мы с Розалией готовили ужин, Фредерик вдруг пришел к нам. Я удивилась, что он оставил работу, потому что дел и посетителей в магазине было много. Муж повел меня в сад, чтобы поговорить наедине. Вид у него был встревоженный, и я тоже начала волноваться, но вздохнула с облегчением, когда он вручил мне конверт, прибывший из Франции. Он заходил на почту и увидел там письмо на мое имя.

– От твоего кузена, полагаю, – сказал он.

Я вскрыла конверт кривым садовым ножом, лезвие которого заржавело и оставило на бумаге следы, напоминающие кровь. По почерку я сразу поняла, что писал не Аарон.

– От его жены.

Я не стала читать письмо, решив передать его той, которая имела больше прав на это. С собой я взяла Иакова. Он был спокойным ребенком почти четырех лет и часто не слушался старших. Откровенно говоря, я любила его больше других детей, хотя старалась этого не показать. Он был умным и мечтательным мальчиком и, в отличие от его братьев и сестер, живо интересовался миром взрослых.

– Ты поможешь мне нести продукты, – сказала я. Ему нравилось делать что-нибудь полезное. Перед тем как идти к Жестине, я решила отнести старику-травнику фрукты и свежий хлеб из маниоки, выпеченный Розалией в то утро. Может, хоть как-то мне зачтется. Около хижины травника стояло ведро с водой и валялась кухонная утварь, что было признаком жизни.

– Это дом оборотня? – спросил мой сын. Глаза его округлились. Я читала ему все свои истории, и рассказ об оборотнях нравился ему больше всего.

– Нет-нет, – ответила я. – Здесь живет один добрый человек. Он очень стар, и поэтому мы принесли ему еду.

Другой ребенок в испуге спрятался бы за материнскую юбку, мой же заглянул в окно. Оно было затянуто противомоскитной сеткой, прикрепленной к двум доскам. Наверное, травник был в постели, а может быть, наблюдал за нами, ожидая, когда мы уйдем. На росших около хижины тамариндовых деревьях прыгали попугаи, стряхивая листву нам на головы.

– Дождь, – сказал Иаков и, собрав охапку листьев, положил их у порога в качестве еще одного подарка.

Мы пошли обратно по тропе, которая, казалось, менялась всякий раз, когда я ходила по ней. Вскоре мы увидели ослов и спрятались за кустами, чтобы понаблюдать за ними.

– Одного из них зовут Жан-Франсуа, – прошептала я.

– У ослов не бывает имен, – прошептал Иаков в ответ, помотав головой.

Он с самого рождения был очень самоуверен. Уже тогда можно было понять, что мне с ним будет нелегко, – слишком мы были похожи. Но я лишь рассмеялась, вспугнув ослов. Они разбежались.

За несколько месяцев до этого был сильнейший ураган, нанесший вред многим домам в гавани, и некоторые из них все еще не были восстановлены. Мой муж нанял несколько рабочих, и они починили крышу дома Жестины и навесили новые ставни на окна, которые после починки можно было закрыть изнутри, если бы внезапно разразилась буря. Жестина покрасила их в синий и белый цвета. По сторонам от дороги до сих пор лежали поваленные ураганом пальмы. Письмо было спрятано у меня за корсажем и давило на меня, словно камень. Я держала Иакова за руку, но около дома Жестины он вырвался и вприпрыжку взбежал по ступенькам, заставив меня волноваться: что, если он упадет и волна унесет его в море.

На острове было много хороших портных. Спрос на них был большой, потому что морякам часто приходилось обзаводиться новым гардеробом. Но самой искусной из всех мастериц по пошиву одежды была Жестина. Мое свадебное платье было ее первым опытом, затем она сшила для меня черное траурное платье и нарядное весенне-зеленое, а также всю одежду для Лидди. К моменту нашего с Иаковом визита она стала, можно сказать, хозяйкой салона: образовалась целая очередь женщин, желавших приобрести ее изделия. Она в совершенстве овладела ремеслом, но главное, придумывала совершенно необычные фасоны. Жестина давала своим моделям имена. Шелковое платье чернильного цвета, сшитое во время урагана, когда ветер свистел у нее в доме, назвала «Бурей»; «Мотыльком» было бледно-серое платье из французского полотна, такое блестящее и красивое, что Жестине даже было жаль отдавать его заказчице, некрасивой пожилой женщине. В настоящее время она работала над «Звездным светом», изделием из серебристого дамаста, который обладал свойством отражать свет на лицо владелицы платья, приковывая к ней внимание общества. Правда, вряд ли это имело смысл, потому что женщина тоже была стара. Когда мы вошли, перед Жестиной лежали катушка с белой ниткой и пригоршня хрустальных бусинок.

Иаков очень любил бывать у Жестины и чувствовал себя здесь как дома. Она была его любимой тетушкой, и я, по правде говоря, ревновала его. Они беседовали о цвете моря и пальмовых листьев и радовались тому, что в них столько оттенков красного. Меня все это не очень интересовало. Иаков пошел в спальню Жестины и улегся на ее кровать, накрывшись тонким синим пледом. С тех пор как мой сын глотнул данного травником снадобья, он спал прекрасно. Мы с Жестиной со смехом вспоминали, как по ночам он не давал мне покоя своим криком.

Наконец я отдала Жестине письмо. При виде его она выронила шитье из рук, уколовшись иголкой, и капелька крови упала на материю. Впоследствии Жестина удалила пятно с помощью лаймовой воды, но я, встречая изредка старуху в этом платье, всегда вспоминала этот день.

– Наверное, плохие вести, – сказала Жестина.

Я понимала: она боится, что с Лидди что-то случилось. Прошло десять лет с тех пор, как Лидди украли, и письмо после столь длительного молчания могло означать все, что угодно.

– Прочти мне его вслух, – попросила Жестина, и я взяла письмо из ее трясущихся рук.

Подходя к ее дому, я заметила, что на новой крыше свил себе гнездо пеликан. Возможно, это был тот самый, что улетел от нас во время пожара в новогоднюю ночь. Если так, то, значит, моя удача и в самом деле перешла к Жестине, и я, подумав, что в письме не должно быть ничего плохого, развернула его.

«В прошлом я часто собиралась написать вам, но сейчас пишу кратко в связи с обстоятельствами. Я подумала, что вы должны знать, что ваша дочь стала красивой молодой женщиной. По пути во Францию она чуть не умерла от лихорадки. Она заснула глубоким сном, а когда проснулась, то почти ничего не помнила, даже собственное имя забыла. Сейчас она уже помолвлена. Она еще слишком молода, чтобы выходить замуж, и должна ждать еще два года».