Лишь одна Звезда. Том 2 - читать онлайн книгу. Автор: Роман Суржиков cтр.№ 29

Остановился перед Мирой, вытянул руки. Положил ладони ей на бедра, повел вверх, ощупал бока, живот, грудь.

– Ц-ц-ц. Точно, к лучшему.

– Осторожно, хозяин, – предупредил Инжи.

Не издав ни звука, Мира пнула Мартина в голень.

Тот заорал, согнулся… И, резко выпрямившись, ударил девушку кулаком в подбородок. Мира упала, скорчилась, закрыв лицо руками. Мартин встал над нею.

– Настоящая, живучая Янмэй… Хорошо.

Его сапог ткнулся ей под ребра. Свет погас.

Ноябрь 1774г. от Сошествия

Лагерь северян в предместьях Лабелина

Будь Джоакин Ив Ханна человеком философического склада, он извлек бы из нынешнего своего положения множество мыслей и откровений. Тем более, что обилие свободного времени располагало к раздумьям.

Например, он мог бы поразмыслить о скоротечности момента и невозвратности шанса. Кажется, еще вчера козырная карта была в твоих руках… но вот, незаметно для тебя, ситуация переменилась, и ты уже не владеешь ничем, кроме разбитых надежд, да еще лужицы в грунтовом полу, где скапливается дождевая вода. Наверное, ценнейший дар в мире – способность угадывать нужный момент. Миг славы и миг падения идут рука об руку, и лишь мудрец может различить их. А лужа, к слову, хорошая штука: без нее пришлось бы слизывать влагу прямо с земли, что не к лицу воину…

Мог бы он подумать о стратемах – к этому располагала крыша над головою. Перекрытием служила решетка, сбитая из досок; ее ромбовидные просветы напоминали клетки стратемного поля. А люди, как ни крути, – всего лишь фишки, и счастлив тот, кто знает свое место. Когда властная рука игрока берет тебя и переставляет с клетки на клетку – следует принять это как должное и – упасите, боги, – не сопротивляться. Играешь не ты, играют тобою – приняв этот факт, увидишь истину.

Джоакин мог бы также по достоинству оценить древнюю мудрость: «Чем выше взберешься – тем ниже упадешь». Забавно, как прямой смысл сплетался с переносным: с высоты герцогского застолья Джо рухнул в самую натуральную, отнюдь не метафорическую яму. Теперь он делил стол с полевыми мышками и должен был проявлять немалую бдительность: стоит прозевать момент, когда в яму бросят пару лепешек, – и грызуны мигом растащат их, ничего не оставив человеку. Что, в сущности, тоже весьма философично: будь ты хоть трижды велик и силен, а в выигрыше окажется тот, кто первым доберется до лепешки.

Но Джоакин не родился мыслителем. Был он таким человеком, для кого мысль непременно соединяется с действием. Какой прок от пустых раздумий? Подумал немного – сразу сделал. А коли не можешь сделать, то и думать без толку.

Он попробовал выбраться из ямы. В мягкой грунтовой стене сделал выемки для рук и ног, взобрался на пять футов вверх, к перекрытию, уперся в него плечами и поднажал. Тяжелая решетка даже не шелохнулась, но из-под ног парня вывернулись комья земли, и он ляпнулся на пол, распугав мышей.

Попробовал копать. Обломал пару ногтей, продвинулся на фут. Потом его старания заметил сквозь решетку солдат, просунул в яму древко копья и оглоушил Джо по голове.

Испытал также свое мастерство переговорщика. Воззвал к патриотическим чувствам солдата и земляческому состраданию, на случай, если солдат – путевец. А на случай, если солдат – северянин, пригрозил: «Выпусти меня немедленно! Иначе, когда выберусь, тебе несдобровать! Знаешь ли, кто я? Еще вчера, да будет тебе известно, я распивал вино с его светлостью Эрвином и двумя кузенами!» Кем бы солдат ни был, он не вступил в беседу.

Истратив таким образом весь арсенал идей, Джоакин принялся ждать. Он думал лишь одно: «Как все дерьмово повернулось! Вот же дрянь…». Развития данная мысль не требовала – она была самодостаточна, метко выражала всю глубину джоакиновых переживаний.

Порою он, правда, вспоминал Аланис и Ориджина. Но сразу же такая буря поднималась в душе, такие противоречивые чувства взметались из глубины, рокотали, сшибались друг с другом, взбивая пену… Джоакину стоило громадных усилий погасить шторм, восстановить хладнокровие, подобающее воину.

В слове «воин», в звучании его, в своей к нему причастности он находил единственное утешение. Я – воин. Что бы ни случилось, а уж этого у меня никто не отнимет! Птицу не отучишь летать, а волку не запретишь охотиться – ни один самовлюбленный лорд не может этого! А если те двое… ни она, ни он… не оценили меня по заслугам, то им же хуже. Многое они теряют. Мне же терять нечего. Я – воин! Боевой дух со мною, и его не отнять.

По правде, боевого духа недоставало. Он накатывал волнами, но быстро отступал, и приходила та пустая, серая апатия, что уже посещала Джоакина перед сражением. Тогда он садился на землю и бездумно пялился перед собою. Пролетали часы, а он сидел, не замечая времени, перемалывал жвачку из одной-единственной мысли: «Как все дерьмово… Ну, и дрянь…». Лишь одно могло вывести Джо из этого состояния: звук «ляп!», с которым падала в яму лепешка. Тогда нужно было схватить ее прежде полевок, отереть о подол сорочки и сунуть в рот.

В унылой апатии Джоакина и застал тот миг, когда решетка сдвинулась, и в яму свалилась узловатая веревка.

– Давай, путевец, вылезай, – сказал солдат свои первые слова. Он был северянином.

Джо выбрался наверх. Стояли сумерки, но еще не ночь. Возле солдата-стражника был знакомый уже кайр Хэммонд – икс из личной охраны герцога.

– Ты грязный, как свинья. Отряхнись, – сказал кайр.

– Зачем? – спросил Джоакин.

Кайр врезал ему кулаком под ребра. Джо не без труда восстановил дыхание, разогнулся, принялся оттирать землю с плаща и рубахи, но по-прежнему не понимал, зачем это нужно. Перемены к лучшему все равно не предвиделись. Его вытащили из ямы – не диво: войско выступает в поход, вот и вытащили. Что сделают дальше? Кто знает. Но уж явно ничего хорошего ждать не приходится.

– За мной, – сказал Хэммонд и пошел.

Насколько Джо ориентировался в вечерней мгле, двинулись они к центру лагеря. Кайр не оглядывался, и, вообще говоря, давал парню шансы сбежать. Можно опрометью кинуться меж палаток, свернуть раз, второй, третий – и все, считай, сбежал. Переодеть Джоакина узником никто не удосужился, так что выглядел он как простой солдат, только больно грязный. Кроме Хэммонда, никто не опознает в нем беглеца, даже часовые.

Но Джо не попытался. Даже не потому, что на поясе кайра поблескивали три метательных «пера», а просто потому, что не было смысла. Куда бежать-то? А главное – зачем?.. С детства мечтал в Ориджин, потом мечтал в Альмеру… Но вот они здесь – и Альмера, и Ориджин. А Южный Путь – под ногами. Если тут дрянь, то где будет лучше?..

Пришли. Часовые отсалютовали Хэммонду, впустили в огражденную частоколом сердцевину. Обошли несколько шатров, пришли к белому квадратному – незнакомому, ориджиновский был вишневым. Внутри шатра горел огонь, выпуская дым в отверстие крыши.