– Ну конечно! Им понадобился дворянин для защиты от дворянина. И вы согласились из благородных побуждений, а вовсе не из меркантильных соображений!
– Ну, – в этом месте я замялся и в смущении почесал затылок, – первой-то мыслью было дать почтенному мэтру Фернану Пигалю по физиономии, чтобы не смел делать благородным людям недостойных предложений. Но тут весьма вовремя вмешался тот самый племянник, ох и бойко соображает парнишка! Стыдно признаться, но это он заставил меня взглянуть на проблему с другой стороны. Разве то, что делает Патруль, не идет на пользу королевству? И посудите сами: разве защита слабых, восстановление справедливости, поддержание порядка – дела, недостойные дворянина? Мир вокруг нас меняется, и дворянство тоже должно меняться вместе с миром, но не отступаясь от своих базовых принципов.
– Совершенно согласен с вами, сударь. Особенно если в качестве этих базовых принципов брать список рыцарских заповедей! И вы, нужно отдать вам должное, сумели убедить враждебно настроенное общество в своей правоте. Скажу больше: вы вдохнули новую жизнь в идеалы святого рыцарства, доказали дворянству возможность применения своих знаний и умений на благо общества без какого-либо ущерба для своей чести. А кроме всего прочего – открыли еще и отличный способ честно заработать деньги.
По всей видимости, граф ждал от меня какого-то проявления эмоций в ответ на такой поток дифирамбов в адрес моей персоны. То ли челюсть у меня должна была отвиснуть, то ли глаза закатиться к небу, то ли вырваться восхищенный вздох. Но, по причине не вполне хорошего самочувствия, я был несколько эмоционально заторможен. Или, правильнее сказать, подавлен. А может, дело все в том, что к выводам его сиятельства я отнесся с большой долей скептицизма.
Де Бюэй смотрел на меня, в легком удивлении подняв брови, а я сидел напротив него, уткнувшись взглядом в лакированную поверхность его рабочего стола, и мучительно пытался подобрать слова, способные опровергнуть его убежденность и в то же время не обидеть. Молчание несколько затянулось, а верные слова все не приходили на ум. И я решил, что лучше пусть я буду плохим дипломатом, чем лживым или подобострастным собеседником.
– Ваше сиятельство! Извините, если что скажу не так. Но мне кажется, даже не кажется, а можно сказать, что я вполне убежден в том, что вы заблуждаетесь.
– Интересно-интересно! – воскликнул с воодушевлением граф, ставя локти на столешницу и водрузив голову на сцепленные пальцами ладони. – И в чем же?
– Увы, убедить общество оказалось не так просто, как отдельно взятого дворянина. Общество в лучшем случае брезгливо замолкает при моем приближении, оно отвергает меня, как отщепенца. Иногда мне кажется, что большего уважения удостаиваются дворяне, собирающие вокруг себя шайки разбойников и промышляющие грабежом на больших дорогах. А вся шумиха вокруг моей персоны вызвана всего лишь интересом к результату очередной моей дуэли: все ждут моего неминуемого поражения – как справедливого возмездия за выбор недостойной благородного человека профессии. Да только вот я оказался чрезвычайно везуч в последнее время.
– Чрезвычайно везуч?! – брови графа вновь взлетели ко лбу. – Ну, Орлов! Поразительная, беспрецедентная скромность! Поразительное самоуничижение!
– Э, простите? – пришла моя очередь удивляться. – Я чего-то недопонимаю?
– Милый вы мой рыцарь! – теперь де Бюэй откинулся на спинку стула и скрестил руки на груди. – Вы считаете себя посредственным фехтовальщиком и сорок шесть побед в сорока шести дуэлях за полгода приписываете своему нежданно проснувшемуся фарту? Вы превосходный фехтовальщик, и за вашими подвигами наблюдает уже вся столица. Знаете ли вы, что сегодня утром у меня побывали уже посыльные от короля и королевы. Их величеств интересовали подробности вашей вчерашней схватки с амазонкой! Благо, что я обладал этой информацией! Месье Орлов! Вчера вы одолели сильного мастера клинка из славящейся своими бойцами Аллории. А до этого пригвоздили к стене дома Ронсара, пробили легкое Монтеню, заставили капитулировать де Фонтена, Белуччи, Бладжера, Чезаре и Шантилье. Я называю только самых известных из поверженных вами дуэлянтов!
– Имя Чезаре кажется мне смутно знакомым, но не помню, чтобы кто-то из моих соперников представлялся этим именем. С Ронсаром случайно вышло, слишком уж он меня из себя выводил. Белуччи и Бладжера никогда в глаза не видел!
– Чезаре – довольно известный бретер в своей Ларгисии. Так же, как Белуччи – в Нугулеме. Бладжер же и вовсе считается первой шпагой Гергонского королевства! Все эти господа назвались чужими именами из благородных побуждений – дабы не давила на вас их слава. Так сказать, для чистоты состязания.
– К стыду своему должен признать, – только и смог смущенно пробормотать я, – что господа Чезаре и Белуччи зря старались – их имена ничего бы мне не сказали. О герцоге Бладжере из Гергона я слышал, но никак не предполагал встретиться с ним лицом к лицу…
– Кроме того, сударь, – продолжал Бюэй, не обращая внимания на мое бормотание, – вы ни разу не причинили серьезного вреда тем горластым, но неопытным юнцам, которым хватало ума задирать вас. Быть может, не все эти молодые люди оценили вашу деликатность, но зато прекрасно оценили их родители.
– Ну, было бы слишком жестоко калечить молодых людей за их юношескую несдержанность.
– Это лишний раз подтверждает чистоту ваших помыслов и оттеняет ваше, несомненно, высокое мастерство фехтовальщика! Не спорьте, не спорьте! Столько дуэлей невозможно выиграть на одном везении! Ваше благородство, самоотверженность, деликатность и, конечно же, ваши победы внесли свою лепту в формирование нового общественного мнения. Оглянитесь вокруг! Ваше имя на устах каждого жителя Монтеры. И произносят его уже не с презрением, а с уважением и завистью! Вы ведь не могли не заметить, что в последнее время резко увеличилось количество дворян, стремящихся наняться к вам на службу?
– На это мне нечего возразить, господин граф, – ответил я, уже несколько оправившись от потрясений, – желающих действительно стало много. Но я настолько был захвачен повседневной суетой, что не удосужился осмыслить этот факт. И еще… Сегодня я узнал, что у меня появился последователь – некий де Валардес.
Против моих ожиданий это имя произвело на моего высокопоставленного собеседника плохое впечатление. Все его воодушевление как рукой сняло, граф снова стал серьезен, если не сказать, скучен.
– Этот Валардес – тоже отдельный разговор, – мой собеседник состроил кислую мину, из чего я сделал вывод, что с моим первым последователем не все так гладко, как можно было ожидать.
Мы проговорили еще полтора часа. О Патруле, о де Валардесе из Кордобы, обосновавшемся в припортовой гостинице «Старый пеликан», о назревающей войне с Нугулемом, в которую никто не хочет верить, о виконтессе д’Астра и о совершенно не в меру обнаглевшем главе преступного мира Монтеры – Кривом Нэше.
Спускаясь по пресловутой мраморной лестнице с третьего этажа дворца, я чувствовал себя опустошенным и не способным удивляться чему бы то ни было. Поэтому ни один мускул на моем лице не дрогнул, когда в вестибюле ко мне молча присоединился сконфуженный и настороженный Арчер. Вместе мы пересекли парк и вышли на улицу. Эльф стоически молчал целых два квартала.