Кто победил в том споре, стало ясно очень скоро. Мастер Берг присел рядом с Илькой, сказал, не глядя в его сторону:
– Тебе больно, мальчик, я знаю.
Илька ничего не ответил. Да и что тут скажешь, когда и в самом деле больно?..
– А хочешь, я тебе помогу?
Ничего он не хотел. Ненавидел всех вокруг, и Кайсы с его косматой шапкой, и мастера Берга. Даже Евдокию ненавидел.
– Помогу, – ответил мастер Берг самому себе и с тяжким вздохом протянул Ильке руку. – Пойдем. Ты только не бойся ничего. Все у нас с тобой хорошо будет.
Илька знал, что хорошо уже никогда не будет, но спорить не стал.
По острову шли под покровом ночи, спустились в подземную пещеру с круглым озером. Вода в озере светилась, но Ильке было неинтересно. Он остановился на краю озера, рядом стала Евдокия, посмотрела на мастера Берга, покачала головой укоризненно, сказала:
– Август, нужно узнать, кто это сделал. Разобраться. Они ведь могут догадаться, опять за мальчиком прийти.
– Устал я, Дуня. Не хочу ни с чем разбираться. А Ильку они не найдут, я позабочусь. Сейчас нам с тобой о другом думать нужно, о том, чтобы он не мучился, не вспоминал…
– Дурное ты задумал. – Евдокия нахмурилась. – Ничего ты этим не исправишь.
– Исправлю. Зачем ему такие воспоминания, Дуня? Что хорошего он в своей жизни видел? Отца – злодея? Смерть матери? Албасты?..
– Я здесь, старик.
Из темноты пещеры вышла ведьма, та самая… Илька мертвой хваткой вцепился в руку мастера Берга. Он все еще боялся, хоть и думал, что бояться больше не может.
– Ты хорошо все обдумал? – Ведьма зыркнула на Ильку черными глазюками и перекинулась в молодую красивую девку. Да только девка эта тоже была страшной… – Он все забудет, даже собственное имя, бояться перестанет, жить начнет по новой, но какая это будет жизнь, ни ты, ни я не знаем. За все нужно платить, с воспоминаниями он кое-что потеряет.
– Что? – спросил мастер Берг и Ильку обнял.
– Не знаю. – Ведьма пожала плечами. – Краски жизни потеряет, сам ее вкус. Если страха перед смертью не будет, то и вкуса к жизни тоже. Понимаешь ты это, старик?
– Август, не надо! – Евдокия заступила ведьме дорогу, и та усмехнулась:
– Не тебе решать. Он сейчас один за мальчика в ответе. А ты видишь, какой из него защитник. Он и себя-то защитить не может. Так ты решил, старик?
– Решил! – На Ильку мастер Берг посмотрел виновато, сказал осипшим вдруг голосом: – Ты только не бойся, Илька. Она тебя не обидит, она тебе поможет.
Наверное, можно было попробовать отказаться. Или и вовсе сбежать. Но мальчик понимал – бежать некуда. Никому он в этом мире не нужен. Вот, оказывается, даже мастеру Бергу не нужен. А Евдокия мертвая и помочь не в силах.
– Могу, Илька. Я сделаю так, чтобы ты не боялся. – Евдокия подошла, взяла Ильку за руку. И прикосновение ее он почувствовал. – Ее не боялся. – На ведьму она посмотрела с жалостью. Разве можно ведьм жалеть?
А Ильке и в самом деле стало легче, разжались тиски, сжимавшие горло. И бояться ведьмы он перестал. Почти…
Ведьма коснулась его ледяными пальцами, заглянула в лицо, и в глазах ее черных Илька потерялся, закружился в мутном водовороте, закричал, отбиваясь от воспоминаний, имен и образов, от собственного имени отбиваясь…
– …Что с ним? – Голос был незнакомый, сиплый. – Что с его кожей и волосами, албасты?
– Краски жизни, старик. Я же тебе говорила. И плата мне за работу. Видишь, он теперь даже на себя не похож, не то что на отца. Никто не узнает, никто не догадается. Открой глаза, мальчик, я чувствую, ты нас слышишь.
Он открыл, осмотрелся растерянно. Узкая комната, на колодец похожая, жесткая кровать, пятнистая кошка урчит, ластится. Рядом толстый старик с лысиной и женщина, лица которой не разглядеть из-за темноты.
– Очнулся? – Старик вздохнул с облегчением и тут же спросил: – Как тебя зовут, мальчик?
Он не знал, не мог вспомнить. Но страха от того, что у него нет имени, не испытывал. Нет и нет…
– Тебя зовут Клим. Клим Туманов. А это Кайсы. – Из темноты выступил человек в косматой волчьей шапке, в пальцах человек вертел ножик. – Кайсы отвезет тебя к твоей бабушке в Санкт-Петербург. Тебе там будет хорошо, я позабочусь…
Он позаботился. Как умел. Вот только о заботе Берг знал немного. Как и о своей сестре…
– …Вспомнил? – Голос Евдокии разогнал ошметки боли.
– Кто убил мою маму?
– Илька… – В глазах мастера Берга была боль. – Прости меня, мальчик.
– Называйте меня Климом, дядюшка. Мне так привычнее.
– Я хотел как лучше, боялся, что не смогу за тобой присматривать, боялся, что рано или поздно они узнают, что ты остался жив.
– Кто – они?
– Они! – Мастер Берг поднял вверх указательный палец. – Те, кто в замке. Кто-то из них…
– Ты был единственным наследником своего отца, – заговорила Евдокия.
– У меня нет отца. Я сирота.
– Так и есть, – она кивнула, – но наследство должно было достаться тебе, а не им. И кто-то из них решился на убийство. У него не вышло, Август с Кайсы тебя увезли…
Кайсы. Вот кто навещал его каждый год, вот кто присматривал и дарил подарки. Не его отец, а дед Анны.
Анна стояла рядом, держала Клима за руку. Он только сейчас это заметил и руку свою убрал. Нельзя. Теперь уже точно нельзя. Он сын человека, который убил ее родителей… Вот такая горькая ирония. Сейчас ей больно и обидно, потому что Анна еще ничего не понимает, но что она почувствует, когда узнает правду? Поэтому лучше так, лучше быстро, по живому, пока не так больно…
Но ведь больно… И болит не голова, болит в груди, словно прут раскаленный в сердце воткнули.
– Я думал, она будет тебя любить. – Мастер Берг говорил все тише и тише, кончались силы. – Дочку свою единственную она тогда как раз потеряла. Доверилась девочка не тому мужчине. Знаете, как это бывает, когда первая любовь?..
Клим знал. Первая любовь – это, оказывается, раскаленный прут в сердце. Больно это.
– Жениха под венец вести пришлось едва ли не силой, потому как сроки поджимали, да и платье подвенечное тоже. Вот только счастья та свадьба никому не принесла. Жених, нет, теперь уже законный супруг, сбежал еще до родов, а роды были тяжелые. Ребеночек родился слабый, долго не прожил, преставился. А девочка от горя умом тронулась, не верила, что дитя нету у нее. Шесть лет моя сестра с ней промучилась, пока однажды в петле не нашла. – Мастер Берг дышал тяжело, со свистом, говорил торопливо, наверное, боялся не успеть. – А тут с тобой такая история… Вот я и подумал, что она тебя примет, любить будет, как родного…
– Не любила. – Память о своей мертвой дочери любила, а Клима – нет. И нелюбовь эту не скрывала. Только о причинах не говорила.