«Всё не так, ребята…» Владимир Высоцкий в воспоминаниях друзей и коллег - читать онлайн книгу. Автор: Игорь Кохановский cтр.№ 28

– Уговорите Высоцкого, чтобы он спел для солдат.

Я отвечаю:

– Мне начальство московское запретило.

А у того взыграла кровь:

– Я тут хозяин. Я командую округом, а не ваше начальство! Прошу вас, поговорите с Высоцким, уверен, что он не откажет. Мы на границе с Китаем стоим, важно, чтобы он пел.

Володя говорит:

– Пожалуйста. Поедем.

Собралось огромное количество народу. Автобус, на который он взобрался, солдаты перенесли на руках на небольшой холм, чтобы он оттуда пел. И пел он, наверное, час с лишним. Про Китай пел, а отношения тогда были плохие, и генерал потом вздохнул и говорит: «Мне бы такое воздействие на солдат иметь, как у Высоцкого!»

А на КамАЗе мы шли куда-то переночевать, а работяги – был выходной – выставили во всех окнах магнитофоны с его записями, и он шел посреди улицы, как гладиатор. И кажется, если бы он вдруг крикнул: «Громи, ребята!» – они, не задумываясь, все порушили. Весь этот КамАЗ со всеми домами.

Была в нем вот эта тяга к свободе, к независимости. А тут еще путали героев его песен с ним самим. Его «блатной цикл» – это тонкая пародия, а его самого воспринимали как блатного, «шили» ему его собственные песни…

Он говорил: «Что же получается? Все меня знают, а я – никто. Мои стихи не печатают. Записей не издают». Впервые его записали французы, потом канадцы, американцы. И за это ему еще больше попадало.

Он был в первую очередь поэт и очень обижался, что все поэты свысока похлопывали его по плечу, мол, давай, Володенька, выпьем, а ты спой. Приходит в театр, расстроенный. Говорю: «Что с тобой?» Он: «В Союз писателей не приняли». – «Володя, да ты что, милый, из этого Союза бежать надо, а не скорбеть, что не приняли!» Поскольку все случилось прилюдно, тут же донесли, что Любимов соблазнял артиста покинуть Советский Союз!.. Куда ни кинь, всё какой-то скверный анекдот получается.

В спектакле «Берегите ваши лица» он спел всего одну песню – «Охота на волков». Зрители начали топать, свистеть, орать: «По-вто-рить!» Зал просто неистовствовал, не давали продолжать. Успокоились с трудом, только после моих молений: «Хватит, я понял ваше отношение, прекратите. Ведь нам припишут демонстрацию!» В зале сидел Мелентьев, министр культуры РСФСР… Спектакль был сделан в форме репетиции, которую я могу останавливать, что-то подсказывать артистам, что-то менять. Рядом сидела кассирша: кому «репетиция» не нравится, можете встать, получить свои деньги и уйти. За четыре раза, что мы сыграли, кажется, был один такой случай. А потом спектакль прикрыли. Причем не из-за Высоцкого, а потому что у Вознесенского была фраза-перевертыш: «А ЛУНА КАНУЛА» – читалась и так, и наоборот. Написали докладную в Политбюро, что я издеваюсь над нашими неудачами в космосе. Американцы как раз в это время вышли первыми на Луну!..

И когда я решил ставить «Гамлета», я только Высоцкого имел в виду. Он много лет ходил и говорил: «Я хотел бы Гамлета сыграть». И я ему один раз сказал: «Ну вот, играй». И мы стали репетировать.

Я сначала сделал коллаж из всех Хроник Шекспира от Ричарда II через Генрихов к Ричарду III – такую галерею портретов. И мне цензура это запретила. Сказали: «Довольно ваших всех интерпретаций. Запрещаем. Ставьте каноническую пьесу Шекспира. Любую!» И тогда я, рассердившись, сказал: «Ах, так…» И написал заявление: «Прошу разрешить мне поставить каноническую пьесу Шекспира „Гамлет“», – и потребовал у них разрешения, подписи. Это был первый в моей жизни случай, когда я совершенно не знал, как ставить. Я так никогда не поступаю. Если я не знаю, как ставить, я не ставлю. А тут я написал заявление, а потом стал обдумывать.

Для себя решение я нашел, как делать, – занавес, – то есть тот дизайн, в котором пьеса может идти, стремительно развиваться и может быть сыграна. Я решил не делать ее массовой, а сосредоточить все на семейной хронике. Вот коллизия основная: Король, Королева, Гамлет и мертвый отец. И побочно явления другие: Офелия, Лаэрт и др. Это был интимный спектакль, без массовых сцен. И всегда стояла могила, и в этой могиле все время копались могильщики – доставали черепа и т. д. То есть они шли через всю пьесу. Поэтому могила играла очень большую роль, как символ и как археология: ничего не скроешь, чего-нибудь да раскопают.

Поэтому весь монолог Гамлета «Быть или не быть» был привязан к могиле. Я даже делал во время репетиции опыт – говорил Высоцкому: «Ты все время теряешь могилу», – поэтому я привязал его большой палец к могиле на резине. Если он отходил от могилы, резина его тянула назад. Это просто был учебный прием, чтоб он физически чувствовал, как его тянет к могиле.

Потом я это бросил, разрешил ему снять резину. Но важно, чтоб весь акцент был к залу: Вот что мы делаем! Был объект: зал и могила – Вот почему вы все трусы, и я в том числе, – страх смерти, – тогда весь монолог ложился на это. И конечно, он вызывал у зрителя очень острое восприятие. Потому что в тексте «так погибают замыслы с размахом» – так мы гибнем, всё это «боязнь страны, откуда ни один не возвращался». И поэтому лучше «умереть, забыться» – опять у могилы.

То есть он разговаривал через могилу с публикой впрямую: мы не верим в то, что есть другая жизнь. Поэтому мы смиряемся с подлостью, которая живет в нас. А иначе как просто: удар кинжала – и всё, и не надо видеть ни унижений, ни подлостей.

Этот прием получил конкретность.

Потом мне стали говорить, что Высоцкому не нужно играть. Мол, пьяница из подворотни не может хрипатым голосом орать Гамлета. Он же – принц! Это говорили люди, которые, кроме африканских принцев, других не видели. Я не обращал внимания на эти разговоры, сделал спектакль и потом показал. И спектакль имел большой резонанс.

«Гамлет» во многом определил Высоцкого как личность.

Вначале он придумал, что Гамлет – человек эпохи Возрождения. Рвет мясо руками. Я его начал убеждать в обратном. Что таких людей долго готовят к престолу. Что друзья, которые его предали, только что окончили университет. А по последним изысканиям, они есть и в реальных списках университета – Розенкранц и Гильденстерн. Потом учтем прекрасный перевод Бориса Леонидовича Пастернака. И Володя, конечно, делал что мог, но поначалу ему было трудно репетировать. Он не очень чувствовал концепцию – почему Гамлет не действует, – был далек от Библии и вопросов религии. Но постепенно он вгрызался в это. «Гамлет» – это ведь одна из немногих пьес, где затронуты вопросы веры. Гамлет размышляет, а не был ли явившийся дух дьяволом, который решает его искусить и потому действует во зло? Гамлет не ищет трона, он ищет доказательств. Если это искушение, то его надо побороть. Но потом в спальне ему является призрак – он его видит, а королева нет. Играл Володя очень хорошо, постоянно углубляясь в эти проблемы. У него ведь было гениальное ухо к поэзии.

Вообще репетиции «Гамлета» были тяжелыми. Сейчас разные слухи ходят, что он кидал в меня штыки. Эту легенду придумали на основе реальной, хотя и не связанной с Высоцким, истории.