Черная жемчужина императора - читать онлайн книгу. Автор: Наталья Солнцева cтр.№ 27

- Значит, я слушала ваш вымысел?

- Не совсем, - улыбнулся Игорь Петрович. - На той заброшенной стройке жил один бомж, - горький пьянчужка и завсегдатай помоек. В тот день он не добрел до своего убежища, уснул в кустах, а когда проснулся, стал невольным свидетелем сей драматической сцены. Учитывая происходящее, бомж затаился, боялся нос высунуть, бедолага. Хоть и пропащая у него жизнь, а и такую терять неохота. Я читал протокол допроса бомжа.

- Его допрашивали?

- В качестве свидетеля. В отделение милиции поступил анонимный звонок по поводу трупа на стройке. Приехали криминалисты, взяли у бомжа показания - обычная процедура.

У Альбины пересохло в горле. Перед тем, как задать следующий вопрос, она прокашлялась:

- Что же получается… Зеро и… Альберт Ростовцев - одно и то же лицо?

- Я этого не говорил, - господин Лавринский поднял руки ладонями вперед, как будто отгораживаясь от столь смелой догадки. - Свидетельство бомжа сильно смахивало на бредни алкоголика. Кто ему поверит? К тому же о Ростовцеве речь не шла. Бомж, как вы понимаете, не имел чести быть знакомым с Альбертом Юрьевичем.

- А телохранители Зеро? Их допрашивали?

- Никто не знал, присутствовали телохранители на самом деле или нет? Никто не мог похвастаться, что лично знаком с Зеро. Слухи, сильно приукрашенные воображением людей, - вот все, что о нем известно. Человек в очках спустился по лестнице вниз и ушел, а больше свидетель никого не заметил. Вопреки подозрениям о причастности Ростовцева, смерть Засекина квалифицировали как самоубийство, вызванное безвыходным положением, в которое он попал. К тому же всплыли данные о его психиатрическом диагнозе и та старая история.

- Школьная любовь? - с принужденной улыбкой спросила Альбина.

- Скорее школьное убийство. Юля Коваль, как с пеной у рта доказывали адвокаты, нанятые папашей Бориса, своим издевательством и глумлением над чувствами и достоинством мальчика, довела его до состояния невменяемости. Дескать, у него с детства была неустойчивая, ранимая психика, и он, войдя в раж, не ведал, что творил! В это объяснение мало кто поверил. Но время берет свое, - пересуды затихли, люди получили новую пищу для размышлений и обратили свое внимание на другие скандальные происшествия. А когда спустя годы на стройке нашли тело Засекина, злые языки снова заговорили об Альберте и Юлии. Прямых указаний на Ростовцева, каких-либо улик, доказывающих, что он приложил руку к гибели Засекина, не обнаружилось, и следствие попыталось отработать версию об убийстве из-за долга, - дескать, с молодым человеком разобрались обманутые кредиторы, - но и эта версия отпала. Зеро вскоре исчез при загадочных обстоятельствах, - одни поговаривали, что он справил себе паспорт гражданина Кипра, перевел за границу капитал и был таков; другие утверждали, что Зеро убили конкуренты по игорному бизнесу. Словом, ни мертвого, ни живого Зеро больше никто не видел. Да и существовал ли наяву этот человек, или был всего лишь легендой, за которой скрывалось что-то другое, - никто достоверно ни подтвердить, ни опровергнуть не смог.

Благовещенск

Лейтенант Карнаухов вторые сутки сидел в архиве, чихал от бумажной пыли и надоедал старику Дежкину, ветерану сего важного государственного учреждения, которого здесь попросту называли дядей Васей. Кроме необычайной преданности архивному делу, дядя Вася обладал двумя бесценными качествами: неуемным трудолюбием и феноменальной памятью.

Карнаухов терпеть не мог рыться в бумажках, но родной дядька из Москвы обращался к Толику исключительно редко, и подвести его было никак нельзя. Поэтому лейтенант терпеливо перекладывал листок за листком, вздыхал, потирал ноющий затылок и с завистью поглядывал за окно, где по синему небу вольно бежали белые облачка. Наконец, отчаявшись, он встал, с хрустом потянулся и подошел к старику Дежкину.

- Дядь Вась! Ну, может, ничего, связанного с Катериной Ермолаевой в архиве не имеется?

- Мелькала эта фамилия, - упорствовал ветеран. - Я помню! Давай, сынок, не ленись, ищи.

Карнаухову ничего не оставалось, как снова зарыться в бумаги. Буквы прыгали, строчки расплывались перед глазами, - а гора папок на столе не уменьшалась. Челюсти лейтенанта то и дело сводила зевота.

- Все, дядя Вась! - взмолился он. - Не могу больше! Хоть режь.

- Что за сотрудники хлипкие пошли! - возмущенно пыхтел Дежкин. - Ладно, иди, пройдись, воздухом подыши. Я тут сам управлюсь.

Карнаухов, не скрывая радости, вскочил, уступая заслуженному архивариусу место, попил водички, торжественно заверил, что скоро вернется, и убежал.

Старик, кряхтя, уселся за папки. Ермолаева… Ермолаевы… что-то шевелилось в памяти, но не поддавалось, ускользало. Ох-хо-хо! Ржаветь начинают мозговые шестеренки-то.

- Так, глядишь, и на пенсию отправят Дежкина за ненадобностью, - бормотал ветеран. - Тогда ты, дед, с тоски помрешь. Давай, шевели извилинами!

Видимо, испугавшись рокового исхода, память дяди Васи заработала в усиленном режиме и выдала на-гора фамилию бывшего корреспондента, а затем главного редактора газеты «Амурская волна» Сергея Кулика. Теперь-то он, конечно, уже Сергей Иванович, пенсионер, который не покладая рук занимается воспитанием подрастающего поколения в лице своих внуков-близнецов Гриши и Пети. Дежкин решил не откладывать дело в долгий ящик и набрал номер старого приятеля.

- Рад тебя слышать, Вася! - пророкотал Кулик, который сидел дома с мальчиками. - Давненько мы с тобой на рыбалку не ездили. Может, организуем? Жареный сазан под брусничную водочку хорош!

- Недосуг мне, - отказался Дежкин. - Да и холодно еще. Здоровье не то стало, - то поясницу прихватит, то давление подпрыгнет. Какой из меня рыбак? Ты мне лучше по службе подсоби. Помнишь такую фамилию - Ермолаева? Вроде бы я от тебя ее слышал.

В трубке воцарилось долгое молчание. Дежкин не торопил товарища, ждал.

- Прошлое ворошить надумал, Вася? - с усилием вымолвил, наконец, бывший редактор. - Зачем? Не буди лихо, пока оно тихо.

- Так не я бужу, - Москва требует, - привел ветеран веский, по его мнению, довод.

- Москва? Ну… удивил. Кому в столице понадобилось копаться в давно забытом прошлом? Я старые раны бередить не желаю.

- Прошлое-то, видать, аукается.

- Ладно, раз надо, расскажу. Лет тридцать с гаком назад была у меня тайная любовь, - признался Сергей Иванович. - Я тогда корреспондентом работал, ездил повсюду, материалы собирал для газеты и попутно описывал судьбы эмигрантов. Тема была непопулярная, но меня словно неведомая сила влекла в чуждую мне, молодому партийцу, среду. Многие семьи, давно переселившиеся в наши края из Харбина и других городов Китая, имели еще ту, настоящую закалку, - интеллигенция, голубая кровь. Старшее поколение заплатило за возвращение на родину кто жизнью, кто годами лагерей: суровые времена никого не щадили. Так что встречаться я мог уже с их потомками, которые родились здесь, на российских берегах Амура.