– Они разорвут его на части! – закричал один из смотрителей.
В конце концов, Гендри поднял глаза и встретил отчаянный взгляд Корнелиуса.
– Он не сможет регенерировать, если его разорвут на кровавые кусочки, – произнес Гендри.
Корнелиус резко повернулся и увидел лицо Кэрол Хайнс, которая отвернулась от монитора.
– Хайнс, занимайтесь своим делом! – она снова повернулась к монитору, положила пальцы на клавиатуру, ее лицо покраснело.
– Увеличьте ответную реакцию, немедленно! – приказал Корнелиус.
Кэрол Хайнс ввела новые данные в передатчик, нажала клавишу отправки и стала смотреть на экран.
Где-то в глубине омертвевшего мозга Логана повернулся выключатель – химическое вещество дало резкий толчок спящему участку его разума. Взрыв электрохимической активности в левой префронтальной части коры головного мозга стимулировал агрессию Логана, и в его немигающих глазах промелькнул огонек сознания. Эта вспышка продолжалась долю секунды – этого оказалось достаточно, чтобы Субъект Икс услышал, увидел, ощутил запах и осознал опасность.
Но волки уже набросились на него. Вожак прыгнул вверх и врезался в мутанта, а остальные окружили его. Зубы впились в ноги, в руки, Логана повалили на землю…
Слюнявые, клацающие челюсти. Жаркое, зловонное дыхание. Зубы впиваются, рвут, грызут. Злоба.
Логан плыл по морю кошмарных образов и проснулся, сражаясь, – размахивая руками и нанося удары куда попало, чтобы отогнать фантомы хищников. Он с криком сел на ложе из листьев и мха. Открыл глаза и был ослеплен солнцем, потом появился чей-то силуэт, заслонивший яркий свет.
– Кто…
Два пальца нежно прижались к его губам.
– Тише, Логан. Вы в безопасности, – успокоил его тихий голос.
– Мико?
– Хай.
Логан заморгал.
– Должно быть, мне приснился сон, – пробормотал он, и ужасные образы растаяли, словно клочья утреннего тумана.
Она смотрела на него, на ее лице отражалось любопытство.
– Я так плохо выгляжу утром? – проворчал он, отводя глаза.
– Вовсе нет. Вы выглядите прекрасно. И у вас есть тайна.
– Да ну…
– Вы спали очень крепко. Я думала, вы потеряли сознание. Потом я подумала, что вы умерли, – сказала она приглушенным тоном. – Но глядя на вас при утреннем свете, я заметила эту зияющую рану у вас на груди.
Кончиком указательного пальца Мико осторожно дотронулась до одной точки на его грудной клетке.
– Вчера ночью она была открыта и кровоточила. К утру зажила. И даже шрама нет.
Он смотрел прямо перед собой; она устроилась на земле рядом с ним.
– Любой другой умер бы.
– Я не такой, как другие.
Она ждала молча. Наконец он заговорил:
– Ты слышала о мутантах, Мико?
– Хай. Но, честно говоря, я никогда не думала, что они существуют. Просто сказки, как двигать вещи силой мысли, или сенсоэкстры…
– Ты хочешь сказать – экстрасенсы. Экстрасенсорное восприятие.
Она кивнула.
– Ну, мутанты реальны. Я знаю, потому что я – мутант. Я обнаружил это – неважно, каким образом, – всего два года назад. Это знание меня изменило, но не к лучшему.
– А ваши способности? У вас они наверняка очень давно?
Он повернул к ней лицо.
– Я всегда понимал, что я другой, даже когда был ребенком. Люди тоже относились ко мне по-другому. Будто они знали, что во мне есть нечто неестественное.
– Отчуждение. Все так себя чувствуют в молодости.
– Но я не молод, Мико. Если бы я сказал тебе, сколько мне лет, ты бы мне не поверила. Разве ты не понимаешь? Во мне было нечто, отличающее меня от других. Я никогда не болел, как другие люди, раны быстро заживали. Но только когда я попал на войну, я обнаружил, насколько я в действительности отличаюсь от всех…
– У вас иммунитет к болезням, и вы совсем не стареете. Разве это может быть проблемой?
– Это проблема. Смотреть, как человек, которого ты любишь, стареет, страдает и умирает, а ты остаешься вечно молодым… Да, это проблема…
Она поморщилась от этого сравнения.
– Понимаю. Это все равно, что смотреть, как умирают отец и мать? – прошептала она.
– Да. Как отец и мать. Только и твои возлюбленные тоже. И даже твои дети, если они у тебя были…
Он прижал кулаки к вискам и закрыл глаза.
– А я даже не знаю, почему я так от всех отличаюсь. Я всем вокруг доставлял неприятности с самого дня рождения. Я не заслужил этот «подарок». Почему именно я?
– Зачем задавать вопрос, если на него нет ответа? – спросила в свою очередь Мико. – Но теперь я понимаю.
– Понимаешь? А ты можешь понять? – резко спросил он. – Я жил в Японии. Я знаком с вашим языком, с вашим обществом, с вашими обычаями. Японцы делают большую ставку на конформизм. В вашем мире я бы еще больше отличался от всех. Такие, как ты, этого никогда не поймут.
Мико покачала головой.
– Не будьте так в этом уверены, Логан-сан. Я тоже знаю, что значит быть изгоем.
– Что, вылетела из третьего класса?
– Вы когда-нибудь слышали о женщинах для отдыха?
– О проститутках?
– Не о проститутках, Логан. О рабынях своих хозяев-японцев. Во время Второй мировой войны солдаты забирали из дома тысячи женщин и использовали их. Моя бабушка была женщиной для отдыха, ее увел с фермы в Корее высокопоставленный офицер и привез в Токио в качестве любовницы. Моя мать была их ребенком.
Рассказывая все это, Мико вертела кольцо на среднем пальце.
– После войны корейцы не принимали этих женщин обратно, потому что они считались опозоренными. Многие родили детей от японцев. Такие дети – изгои в обеих странах, как и их дети, даже сегодня, в наше просвещенное время.
Гул пролетающего высоко над головой реактивного истребителя заставил их ненадолго замолчать. Самолет исчез так же быстро, как появился.
– Вы говорите, что знаете японское общество, Логан-сан, – продолжала Мико. – Вам известно, что детей смешанной национальности не принимают в лучшие школы, какими бы талантливыми или умными они ни были? Вы знали, что нас берут на работу на самые низшие должности в японских корпорациях – секретарш или офис-менеджеров, и выше нам никогда не подняться?
– Поэтому ты пошла на гражданскую службу? – спросил Логан.
– Да. Меня взяли в разведку потому, что я была им полезна. Я владела навыками, которые им нужны – говорила по-корейски без акцента, могла сойти за кореянку при необходимости. Я это делала, выполняя задания в прошлом.