Через некоторое время, открыв глаза, Митч увидел, что Мадди, приподнявшись на локте, наблюдает за ним. Он моргнул и пробормотал:
– Я заснул?
Она кивнула.
– Мгновенно. Словно свет выключили.
– Ох, прости…
– Не за что. – Мадди погладила его по щеке. – Я могла бы часами смотреть на тебя.
Согретый солнцем и еще не вполне проснувшийся, Митч сладко потянулся, зевнул и пробормотал:
– А тебе это не наскучит, принцесса?
– Никогда! Ты просто мечта художника! Надеюсь, ты не огорчишься. – Она протянула ему листок бумаги. – Вот, смотри…
Он взял листок – и окончательно проснулся. А горло перехватило так, что он не смог вымолвить ни слова. Мадди нарисовала его. Карандашом. Во сне его ресницы почти лежали на щеках. А челюсти были подчеркнуты резкими линиями. И каким-то образом ей удалось передать в черно-белом с оттенками серого рисунке лившиеся сверху солнечные лучи – так, что он был словно подсвечен сверху. Просто поразительно! Она была очень талантлива, несомненно талантлива.
Митч откашлялся и пробормотал:
– Значит, именно так ты меня видишь?
Она обвела пальчиком его тату.
– Я вижу тебя таким, какой ты на самом деле.
Он снова откашлялся, не зная что сказать. Наконец воскликнул:
– Ты невероятно одаренная!
Мадди выхватила листок из его пальцев и пристально всмотрелась в него.
– Но я вижу недостатки, – пробормотала она.
– А я – нет.
Она отложила свой рисунок и, вздохнув, проговорила:
– Это первое, что я нарисовала после смерти отца. Я растеряла навыки.
– Не думаю. – Митч покачал головой. – Но почему ты…
– После смерти отца я не хотела рисовать, – перебила Мадди.
– Но почему?
– Ну… из-за аварии, автомобильной катаст… – Подбородок ее задрожал, и Митч понял, что она едва сдерживала слезы. – Видишь ли, я чувствовала, что недостойна этого. Отказ от рисования был моим покаянием. Знаю, что это глупо, но я была девчонкой. Наверное, я думала так: отец любил мои рисунки, поэтому будет правильно, если мое увлечение умрет вместе с ним.
– Но почему ты считаешь, что он этого хотел? Чтобы ты отказалась от своего призвания?
Прикрыв глаза, она пробормотала:
– Дело в том, что отец погиб из-за меня.
– Но ведь это была авария: при чем тут ты?!
– За рулем сидела я.
О черт… Он должен был догадаться! Чувство вины. Теперь все ясно.
Мадди всхлипнула и проговорила:
– У меня были ученические права, но мне так хотелось сесть за руль… – По щеке ее скатилась слезинка. – Он не хотел ехать, но я настояла на своем. – Снова всхлипнув, она продолжила: – Я знала, что если пристану к нему, то он рано или поздно согласится.
Митч хотел ее обнять, но она отпрянула и покачала головой.
– Нет!
Он молча лег на одеяло, а она, прерывисто вздохнув, вновь заговорила:
– Иногда я просыпаюсь от звона автомобильных ключей. Воспоминание о том, как я трясла ими перед ним, оно до сих пор… Я все еще вижу его лицо, когда он отложил ручку, вздохнул и встал из-за стола. Знаешь, сколько раз я мысленно проигрывала эту сцену? Ох, я столько раз жалела, что не послушалась его…
Ее плечи затряслись, и она громко зарыдала. Митч отчаянно хотел утешить ее. Но он не потянулся к ней. А она, смахнув слезы, вновь заговорила:
– Я хотела поехать в магазин – купить блеск для губ. Единственную косметику, которую разрешала мне мама. В тот вечер у меня было свидание со Стивом. Я ехала и смеялась. Мне не понравилась песня по радио, и я решила поменять станцию. Отец предупредил меня, сказал, чтобы я была повнимательнее. Но я продолжала нажимать на кнопки.
Он разозлился и заорал на меня. А в следующую секунду в нас врезался грузовик. Очнулась я в больничной палате. И после этого вся моя жизнь изменилась. – Мадди резко приподнялась. – И знаешь, что всего хуже?
– Что? – спросил Митч со вздохом. Ему сделалось не по себе. Сколько же ей пришлось страдать!
– Все меня жалели, а я терпеть этого не могла! Ненавидела их всех! Они смотрели на меня с жалостью, а я… Мне от этого становилось еще хуже. Но они все равно жалели меня – ничего не понимали.
– Успокойся, Мадди, – прошептал Митч, поглаживая ее колено.
Она закрыла лицо ладонями.
– Они никогда не говорили мне, что я… – Она снова всхлипнула. – Не говорили, но думали о том, что произошло… Они должны меня ненавидеть!
– Нет, Мадди! Нет! – Он никогда не встречал ее родных, но был уверен, что она неправа. Достаточно было послушать ее рассказы, чтобы понять: семейство Донованов – не такое… как некоторые другие. – Мадди, уверяю тебя, они вовсе не ненавидят тебя.
Мадди шмыгнула покрасневшим носом и пробормотала:
– Если я сама себя ненавижу, то почему же не они?
Митч одним движением подхватил ее и усадил себе на колени. Затем обнял и проговорил:
– Тогда ты была ребенком. Каждый подросток так или иначе раздражает своих родителей. Разница лишь в том, что иногда… иногда последствия бывают ужасны и необратимы. Очень жаль, что именно так вышло с тобой. Но ты не должна из-за этого…
– Я сознаю это, но не могу. – Она прижала руку к сердцу. – Вот здесь… трудно.
Он приподнял ее подбородок и нежно поцеловал в губы.
– Что я должен сделать, чтобы ты мне поверила?
– Не знаю, – вздохнула она. – Но я… работаю над собой. Ох, мне очень его недостает…
Митч стал поглаживать ее по спине.
– Знаю, принцесса, знаю…
– Ты очень мне помогаешь, Митч, – прошептала она.
– Я рад. А что еще я могу для тебя сделать?
Она подняла на него глаза, полные слез, и отчетливо проговорила:
– Ты должен бороться.
Глава 20
Митч смотрел в окно своей спальни. Уже наступила ночь, а день… О, день был ужасным. Он вздохнул и взъерошил волосы. И оглянулся на женщину, спавшую в его постели.
Полная луна окутывала серебристым призрачным светом. Волосы Мадди раскинулись на подушке, и она выглядела такой безмятежной… О, трудно было поверить, что она безудержно рыдала в его объятиях до тех пор, пока слез больше не осталось.
Ураган эмоций, так долго копившихся после смерти отца, казалось, что-то высвободил в ней. И теперь, во сне, ее лицо казалось безмятежным и умиротворенным. Но главная перемена была в другом – в ее решительности и уверенности в себе. Теперь она отчетливо видела дорогу, лежавшую перед ней, и твердо решила пойти по ней.