Мадди с облегчением вздохнула.
– Так тебя оправдали?
– Не совсем. – Он болезненно поморщился. Ужасно хотелось избежать этой темы, как он избегал ее три года, но Мадди покончила с этим в тот момент, когда рассказала ему свою историю и ничего не попросила взамен. – Доказательства исчезли, – ответил Митч.
– Но каким образом?
О черт, неужели ему уже небезразлично ее мнение? Похоже, что так, и это означало… Что бы это ни означало, он был полон решимости продолжать, раз уж заговорил…
– Когда я закончил юридическую школу, отец нашел мне работу в одной из лучших адвокатских контор в Чикаго. Его старый друг, Томас Кромуэлл, был там боссом. Я называл его дядей Томасом, и он был мне как родной. Он работал в корпоративном отделе фирмы, и я два года находился под его покровительством и многому у него научился. Но потом обнаружилось, что у меня талант к ведению уголовных дел. Меня перевели, и дядя Томас дал мне наилучшие рекомендации.
Митч долго избегал мыслей о своем прошлом и теперь очень удивился, внезапно сообразив, что рассматривает его как бы со стороны, словно это случилось с кем-то другим.
Мадди, по-прежнему сидевшая на кровати, внимательно его слушала.
Собравшись с мыслями, Митч продолжил:
– Короче говоря, Томас оказался продажным адвокатом. Когда я работал под его началом, он назначил меня помощником советника клиентов, в обмане которых меня потом обвинили.
То был один из худших дней в его жизни. Один из тех поворотных пунктов, когда твой мир словно наклоняется на оси – и больше никогда не возвращается в прежнее положение.
– К тому времени я уже занимал хорошее положение в своей фирме. Пресса постоянно писала о нас. Я привел к нам многих платежеспособных клиентов. К тому же выиграл одно очень нашумевшее дело.
– А что потом случилось? – тихо спросила Мадди.
Митчу ужасно хотелось коснуться ее – просто коснуться… и все. Впрочем, он по-прежнему хотел ее, хотел все сильнее… Бросив взгляд на ее бедра, он крепко сцепил пальцы на животе, чтобы воспротивиться порыву.
– Как-то раз старшие партнеры вызвали меня в офис и сообщили, что мне предъявлено обвинение и что я отстранен от своих обязанностей до дальнейшего уведомления. – Митч криво усмехнулся. – Конечно, я понятия не имел о том, что происходило. До чего было странно клясться в собственной невиновности, как многие из моих клиентов. Но коллеги не поверили мне – как я не верил своим клиентам. Разница заключалась лишь в том, что я не платил им за необходимость защищать меня. Так что они не пытались притворяться.
Мадди нервно теребила одеяло, украдкой наблюдая за Митчем. Перехватив ее взгляд, он понял, что она обдумывает его слова. Едва ли она ему поверит. Да и почему она должна ему верить? Ведь сам он не раз слышал, как люди говорили, что ни в чем не виноваты. Конечно, он добивался их оправдания, но редко им верил. В мире, из которого он пришел, почти все были в чем-то виновны.
Склонив голову к плечу, Мадди заправила за ухо локон длинных рыжих волос.
– Так ты этого не делал? – спросила она.
Митч покачал головой.
– Нет, конечно. Если бы я был виновен, не вел бы себя как последний дурак. Оборвал бы все нити, ведущие ко мне.
– Но почему именно ты? – спросила Мадди, прищурившись. – Ты ведь сам сказал, что Томас был тебе как родной… Так почему же?.. Чего он этим добивался?
Митч покачал головой, стиснув зубы. Этой части рассказа он надеялся избежать. Неудивительно, что последние три года он предпочитал женщин, которые ничего от него не ждали.
– Я не всегда был славным парнем, Мадди.
– Да-да, – понятно закивала она. – Но какова твоя теория?
– У меня нет теорий. Я знаю, почему он это сделал.
– Почему же?
– Я спал с его женой.
Мадди замерла в изумлении.
– Неужели ты был так глуп?!
Впервые за три года Митч рассмеялся над ситуацией.
– Ужасно глуп, принцесса.
Она наморщила носик, отвела глаза и пригладила волосы.
– Почему ты выбрал именно ее из всех чикагских женщин?
Как он мог объяснить это хорошей католической девушке, занимавшейся сексом только с одним-единственным парнем? Иногда ведь бывает так, что и впрямь становишься идиотом. Именно так происходило в его мире. Митч вращался в кругу людей богатых и привилегированных, которые брали, что хотели. И он был одним их них. Последствия же в расчет не принимались.
– Я не выбирал ее. Скорее – она меня, а я не нашел в себе сил отказаться.
Мадди закатила глаза.
– Ради всего святого!.. Тебе ведь было не восемнадцать! Пора бы было поумнеть.
Ему вспомнились слова Чарли о том, что он, Митч, предпочитает несвободных женщин.
– Видишь ли, я работал по шестьдесят-семьдесят часов в неделю. У меня просто не было времени на серьезные отношения. Сара была его второй женой, ненамного старше меня. Однажды я привез ее домой после благотворительного вечера, который мы оба посетили, и это… случилось.
Конечно, глупая отговорка. Они с Сарой не остановились ни после первой ночи, ни после второй. Трахались каждую свободную минуту, стремясь прервать монотонность существования людей, которым все подается на серебряном блюде.
Ошибка оказалась для него роковой. Оставь он Сару в покое – сейчас был бы уже весьма влиятельным человеком. И очень богатым, конечно же.
Мадди снова прищурилась и проговорила:
– Но как же так?.. Ведь Томас был другом вашей семьи и твоим наставником…
Митч вздохнул.
– Я вырос среди особенных людей. Это совершенно иной мир – не тот, к которому ты привыкла. Там все стараются друг друга сожрать. Никто не ожидает верности и преданности. – Он вдруг понял, насколько уродлива была его жизнь в Чикаго. О чем он жалеет?!
– Понятно, – кивнула Мадди. – Именно Томас смеялся последним.
– Не совсем. Он погиб в авиакатастрофе. Его одномоторная «сессна» упала в Тихий океан.
– А что было потом?
– Обвинение сняли. Томас тогда увез свои записи с собой. Не нашлось достаточных доказательств, чтобы меня осудить. Так что мое имя было запятнано, но я остался на свободе.
– А что произошло с Сарой?
– Она погибла вместе с ним.
Мадди немного помолчала, глядя на одеяло, – словно на нем были написаны все ответы на ее вопросы. Наконец подняла голову и пробормотала:
– Мне очень жаль…
– Мне тоже, – буркнул Митч, не зная, что еще сказать. – Но во всем виноват только я. Я был глуп и самоуверен. И заплатил за это.
Воцарилось тягостное молчание. Мадди снова принялась теребить одеяло.