Мадди нахмурилась. Подумаешь, деньги! И что же с того? Ведь он возил ее повсюду, тратил время, усилия – и вообще всячески старался ей помочь. Ничего страшного в том, что она сама за себя заплатит. Хотя он явно этого не желал.
По дороге в мотель напряжение росло, а недовольство бурлило, точно кипящий котел. Ох, почему она так несчастна?!
На заднем сиденье громоздились пакеты из «Таргета». В кармане же лежали пятьсот долларов наличными, которые она сняла в банкомате. Выходит, она добилась того, чего хотела? Да, если только… Что она доказала? Что теперь, имея кредитную карту с солидным лимитом, может сама о себе позаботиться?
Мадди выглянула в окно и взглянула на мотель, который должен был стать ее домом, пока не починят машину. Убогая и пыльная реклама восхваляла цветные телевизоры и предоставляла список свободных номеров. На парковке же аккуратными рядами теснились легковушки и грузовики, а под навесами, украшенными разноцветной мишурой, стояли мотоциклы. Но что все это означало? И почему она задавала себе такие странные вопросы?
Мадди указала в сторону навесов, под которыми стояли мотоциклы.
– Не слишком ли рано для рождественских украшений?
Митч долго молчал. Наконец тихо, но отчетливо проговорил:
– Пожалуйста, передумай. Я не хочу, чтобы ты здесь…
– Нет, не могу, – перебила Мадди. Она уставилась на дверь вестибюля и крепко сжала в руке кредитку.
– Но почему?
Мадди мысленно вздохнула. Ох, почему же это так трудно? Ведь вроде бы очень легко – встать… и уйти. В конце концов, он, Митч, – незнакомец. Так что очень просто оставить его!
Проклятье! Что же это такое?! Неужели ей легче сбежать с собственной свадьбы, чем выйти из этой машины?!
А Митч, сидевший рядом, молча ждал. Да-да, молча! Этим он и отличался от Стива – тот в подобной ситуации говорил бы без умолку.
Тяжко вдохнув, Мадди сказала:
– Все так долго заботились обо мне, что я уже не помню, как принимать собственные решения.
Это признание поразило ее. Она ведь не собиралась так отчаянно откровенничать.
– Продолжай, – кивнул Митч. И его тихий голос показался ей чудеснейшей музыкой.
Чуть повернув голову, Мадди внимательно на него посмотрела. Солнце запуталось в темном золоте его волос, подчеркивая теплоту кожи и глаз. О, он был прекрасен! Мужественный, сильный – ожившая фантазия. И он хотел ее! Более того, как это ни ужасно, но и она хотела того же. Хотела почти яростно, почти свирепо.
Но неужели такова воля Господня? А может, это – очередное испытание?
Мадди судорожно сглотнула, пытаясь избавиться от кома в горле. Что бы это ни было, ей стало ясно: этому суждено произойти… Или все-таки нет?
Снова сглотнув, она пробормотала:
– Сейчас мне необходимо самой о себе позаботиться. Хочу доказать себе и родным, что я могу это сделать.
– А ты не можешь доказать это, оставшись со мной?
Ей ужасно хотелось ответить «да», но она, собравшись с духом, отрицательно покачала головой.
– Нет, прости.
– Почему?
Она пожала плечами и, запинаясь, прошептала:
– Н-не знаю… п-почему…
Несколько долгих секунд Митч молча смотрел ей в глаза. Наконец резко кивнул.
– Ладно, хорошо. Мне это не нравится, но я тебя понимаю.
Значит, он смирился?.. А ведь она так хотела, чтобы он ее уговорил!
Мадди опустила ресницы и тихо сказала:
– Полагаю, нам больше не о чем говорить.
– О, не знаю, – прошептал он. И вдруг поманил ее пальцем: – Иди сюда.
В горле у Мадди пересохло. А сердце гулко заколотилось. Она решительно мотнула головой, но не проронила ни слова.
– Принцесса, я думал о твоих губах почти все то время, что мы знакомы. Не думаешь же ты, что я отпущу тебя, даже не поцеловав?
– Но я… э… – Мадди в очередной раз сглотнула и пропищала: – Ты это серьезно, да?
– Вполне серьезно. – Он лукаво улыбнулся, и от этой его улыбки Мадди содрогнулась в сладостном предвкушении – чего? – Принцесса, скажи, что не пожалеешь об этом, и мы сможем закончить все дружеским шлепком по попе.
– Н-не з-знаю, о ч-чем ты, – солгала она, густо краснея.
– Неужели нужно объяснять?
– Думаешь, не нужно?..
Митч снова улыбнулся.
– Ты ведь хочешь сама о себе позаботиться, верно?
Она молча кивнула. И в тот же миг он наклонился над ней и проговорил:
– Ты готова забыть о благовоспитанной католической девушке и начать делать все, что захочешь, не так ли?
– Ну… как тебе сказать?.. – Он ужасно раздражал Мадди, и в то же время ее все сильнее влекло к нему.
– Если ты выйдешь из этой машины до того, как я тебя коснусь, поклянись, что не будешь лежать в постели поздно ночью и жалеть об этом. Скажи, что не захочешь, чтобы все вышло по-другому.
Сердце Мадди бешено колотилось, а в горле снова пересохло. Она едва могла дышать, не то что говорить.
Митч провел ладонью по ее щеке, и Мадди вынудила себя не отводить глаза. Ох, как же ей хотелось, чтобы он почаще к ней прикасался. И почему-то его прикосновения казались ей… такими нужными и правильными. Тут он провел кончиками пальцев по ее шее и проговорил:
– И помни, принцесса, ложь – это смертный грех.
Его рокочущий голос заставил ее содрогнуться, и она, тихонько ахнув, пролепетала:
– Это удар ниже пояса.
Он весело рассмеялся, излучая жар и ту неподдельную страсть, о которой она всегда мечтала.
– Я вполне способен и на это, принцесса. И знаешь… – Митч снова лукаво улыбнулся. – Мне кажется, ты предпочитаешь именно такую игру.
– Вовсе нет! – выкрикнула Мадди. Она крепко сжала в руке кредитку, едва ее не сломав.
– Лгунья. – Его рука скользнула в вырез ее футболки. – Итак, я жду, принцесса.
Мадди стиснула зубы, чтобы не застонать. Почему же она не в силах уйти от этого мужчины? Наверное, потому что он жаркий и греховный.
– Ждешь чего? – прошептала она.
– Твоего ответа, – пояснил он, подвинувшись к ней еще ближе. Теперь их губы разделяло всего несколько дюймов.
Мадди на мгновение растерялась. Правда вертелась на кончике языка, и раз в жизни она решила высказаться, вместо того чтобы промолчать.
– Я бы пожалела.
– Совершенно верно, – выдохнул Митч.
Подушечка его большого пальца задела ее нижнюю губу, и Мадди вдруг показалось, что губа распухла. А сама она умирала от желания…