Республика воров - читать онлайн книгу. Автор: Скотт Линч cтр.№ 139

3

– О благословенная пора, долгое лето Теринского престола, – провозгласил Кало, широким жестом обводя двор, – время созидать и приумножать невиданное изобилие, время наслаждаться щедрыми дарами земли и небес. Увы, для царственного Аурина благостные времена пустынны, как заброшенная пашня, бесплодные бразды коей лишены зерен доблести и сла-а-а-а-… – Он упал на колени, и высокопарный монолог завершился отчаянным приступом рвоты.

Локк, сидевший в тени под стеной, закрыл лицо руками и застонал.

– О боги, – вздохнул Монкрейн. – У певчих птах желудки крепче, чем у каморрцев. Один-единственный раз к Пепельнику приложились, а ведете себя так, будто вас в сражении насмерть мечом зарубили. Дублер!

Галдо, тоже бледный до прозелени, впервые в жизни не воспользовался возможностью посмеяться над страданиями брата, а подошел к нему и придержал его за плечи.

– Все в порядке, – пробормотал Кало. – Я сейчас… Я готов продолжать. – Он прерывисто вздохнул и, шатаясь, поднялся на ноги.

– Ага, размечтался, межеумок! – сказал Галдо. – О, а давай вдвоем попробуем?

– Как это?

– Да как обычно! – Галдо обернулся к Монкрейну и произнес голосом, неотличимым от голоса брата: – Клинки, не познавшие вкуса крови, дремлют в пыльных ножнах, а сияющее величие императорского двора солнцем озаряет необъятную державу.

– О благословенная пора, долгое лето Теринского престола, – без запинки продолжил Кало, справившись с дрожащими коленями и хрипом в горле. – В этой превознесенной империи даже бедняки, что просят милостыню на ее улицах, брезгают жить в довольстве и роскоши за ее пределами и носят краденый венец, похваляясь им с воистину царским достоинством. В темных закоулках и в подземельях, лишенных благодатного света имперского солнца, властвуют лиходеи, душегубы и проходимцы.

– В эту приснопамятную эпоху, – подхватил Галдо, – даже воры притязают на величие и сбираются несметной ратью, презрев закон и императорскую власть. К Теринскому престолу, омытому бездонными морями благоденствия, приносят драгоценные дары, а преступники создают его тайное подобие и с равновеликой дерзостью…

– С равновеликой дерзостью – это о вас, братья Асино, – вздохнул Монкрейн. – Достаточно. Все, хватит. Какая прелесть! Может, нам вообще о ролях забыть? Давайте вместе выйдем на сцену и начнем хором все реплики подряд декламировать. И за руки держаться, чтобы никто не сбежал, когда в нас камни и гнилые плоды полетят.

– А мне понравилось, – возразила Шанталь.

– Мало ли что тебе… – начал Монкрейн.

– Между прочим, она права, – заметил Сильван, выходя из тени – и из обычного утреннего ступора. – Среди актеров близнецы редко встречаются, надо бы этим воспользоваться. Все-таки впечатляющее зрелище.

– Если тебе хочется впечатляющего зрелища, Андрассий, я могу штаны снять, – фыркнул Монкрейн.

– Ты, болван сиринийский, подумал бы, прежде чем отказываться! Такого на сцене еще не бывало – близнецы в роли Хора, представляешь? Дай этим остолопам-зрителям понять, что их ждет не дурацкая, всем надоевшая тягомотина, а великолепный спектакль прославленной труппы Монкрейна!

– Не Монкрейна, а Монкрейна-Булидаци, – напомнила Шанталь.

– Если тебя больше прельщает карьера статистки, возвращайся к Басанти, – может, у него в камеристках нужда еще есть, будешь на сцене сиськами трясти, – рявкнул Монкрейн.

Впрочем, Локк заметил, что поза сиринийца утратила былое достоинство, – похоже, старый пьяница Сильван, мишень бесконечных насмешек Джасмера, все же смог чувствительно его поддеть.

– О боги, да зрители дальше третьего ряда вообще не разберут, близнецы это или нет! – воскликнул Монкрейн.

– Тут главное – не лица, а голоса, – объяснил Алондо. – У них здорово выходит – особенно если блевотину фонтаном не извергают.

– Тогда с их прическами надо что-то делать, – буркнул Монкрейн.

– Наклеим на лысого парик, – предложил Кало.

– Завалим лохматого и голову ему обреем, – проворчал Галдо.

– Наденем им шляпы, – повелительным тоном изрекла Сабета. – Одинаковые. Их найти нетрудно.

– Шляпами заведует костюмерша, – буркнул Монкрейн. – Которая сейчас наверняка платьем и занята, вот только непонятно, снимает она его или надевает.

– Монкрейн! – Во двор вошел пожилой дородный теринец со скошенным подбородком и длинными спутанными волосами, – казалось, в затылок ему вцепился ястреб, да там и сдох. – Джасмер, стервец ты этакий, ну и повезло же тебе! Я как услышал, не поверил. Сколько жоп тебе пришлось вылизать для того, чтобы тебя отпустили?

– Господин Калабаци, – сказал Монкрейн. – Как вам известно, благородные особы грязной работой себя не утруждают. Я просто кое-кого заверил, что с этим прекрасно справятся ваши дочери… или сыновья – ну их все равно друг от друга отличить невозможно.

– Если ты – благородная особа, то моя жопа источает благовония. Ладно, главное, что тебя выпустили. Кстати, по городу ходят невероятные слухи: говорят, что ты в «Старой жемчужине» собрался представление давать. Вот с этой горсткой актеров?

– Мы берем не числом, а умением, – прорычал Монкрейн, утратив напускное добродушие. – Ты зачем пришел?

– Ну, ты же знаешь, что нам с ребятами надо.

– Поговори с Дженорой, она все дела ведет.

– Я тут слышал, что у вас новый владелец объявился, хотел задаток попросить…

– Не владелец, а покровитель, Калабаци! Знатный покровитель. А задатка тебе не видать, даже если сам император Салерий из гроба восстанет и свои кости на наш спектакль приволочет. Заплатят тебе, как всем, после представления, из вырученных денег.

– Видишь ли, поскольку положение у тебя шаткое, то хотелось бы заручиться не твоими искренними уверениями, а чем-то более осязаемым…

– Болван! Я два дня в тюрьме просидел, а не Призрачного камня надышался. Мозги у меня пока еще не отсохли! Хочешь, чтоб я тебя нанял, – соглашайся на обычные условия, а не нравится – вали отсюда. Межеумков, желающих дерьмо вычерпывать, найти нетрудно.

Грозно набычившись, Монкрейн и Калабаци продолжали переругиваться.

Локк подозвал Алондо и шепотом спросил:

– А это кто?

– Золотари, – ответил Алондо и сладко зевнул. – Графиня «Старую жемчужину» внаем сдает, а вот содержать театр в чистоте – обязанность труппы. Отхожими местами сотни зрителей на каждом представлении пользуются, а по ночам вот такие уроды, как Калабаци, дерьмо оттуда выгребают.

– Я и не думал, что в театре все так сложно устроено.

– Сложно – не то слово. А Джасмер побочных дел терпеть не может, для него это хуже, чем яйца ободрать.

Джасмер драматическим жестом поднес раскрытые ладони к лицу золотаря, что-то пробормотал и отступил на шаг.