Лариса еле-еле смогла уговорить сына не откалываться все-таки от семьи. До двадцатого комплекса он шел закостеневший, молча и глядя в сторону, отпустил только пару ироничных реплик по поводу формы и цвета дома, поздоровался с хозяевами чуть слышно и Андрюхе руку пожал без особой охоты. Андрюха был уже взрослый мальчик – пониже и поуже Артурика, но все равно очевидно старше. Он двигался свободней, держался уверенней, говорил четче и был коротко, но элегантно подстрижен. Артурик, плечистый, локтистый и кудлатый, на его фоне выглядел щенком-переростком. Это смотрелось даже мило, но сын явно считал иначе: рядом с раскованным Андрюхой он совсем заковался. А вот при виде плакатов почему-то оттаял. Странно. Раньше Лариса не замечала за сыном особой симпатии к патлатым гитаристам и вообще к эстраде. Ну и слава богу.
– А вот здесь у нас балкон – единственное порядочное место, – сказала Людмила Васильевна воинственно. – Петр Степанович благоустроил, постарался, потому что курит здесь.
На балконе стояли табурет и тумбочка с тяжелой чугунной пепельницей на стопке разноразмерных журналов, от «Роман-газеты» до «Человека и закона».
Порядок у них, подумала Лариса, я бы в такой дом приглашать постыдилась, а они бардак гостям гордо показывают. Подумала и немедленно устыдилась недостойных мыслей. А Людмила Васильевна, «ой, ну что вы в самом деле, просто Люда», пожаловалась:
– Вы уж простите, что встречаем совсем по-махновски. Как я просила: не зови никого, пока мебель не купим. А он говорит: а я купил!
– А я купил! – радостно подтвердил Федоров, растирая залысину. – Югославская, шесть секций, восемьсот рублей, как с куста.
– И где она? – осведомилась Людмила-Васильевна-просто-Люда, боевито поддергивая рукава черного костюма-кимоно.
Костюм был очень интересный. Хозяйка тоже – красивая, строгая, лощеная и с утомленными складками у губ, похожая на партийного или профсоюзного босса, а никак не на инженера управления капстроительства.
– Везут. Все везут-везут-везут, а, Артур?
Артурик поморщился и брызнул глазами по сторонам, явно выискивая повод смотаться поскорей, а Федоров уже хохотал на тему «Зато к стенке не поставят», и Вадик ему вторил – с удовольствием и невнятными дополнениями из Райкина: «К теплой! Я еще оч-чень многое!»
Андрюха, похоже, заметил томления Артурика и деловито сказал:
– Ма, мы у меня пока, ага?
– А поесть? – осведомилась Людмила Васильевна.
– И поедим, – сказал Андрюха и широко улыбнулся, весьма обаятельно кстати. – Ты же не оставишь подростков голодными.
– Вас оставишь, пожалуй. Идите, только чтобы пулей по первому зову, никаких там «мам, ну щас уже!».
Андрюха лихо козырнул, одновременно шлепнув левой рукой по лбу, кивнул Артурику – и ребята скоренько смылись. В детской немедленно с визгами забумкала иностранная музыка.
Явились парни и впрямь по первому зову. Ларисе, выносившей из кухни тарелки с огненным харчо, вредно было отвлекаться, но она все равно тревожно осмотрела сына и обрадовалась: Артурик больше не бычился и почти сиял. Андрюша хороший мальчик, подумала она умиленно и побежала на кухню за следующей тарелкой.
Харчо был хорош до слез. Правда, мальчишки все равно вдарили преимущественно по нарезанному карбонату. Вадик раздобыл две палки в начале сентября, одну к Артурову дню рождения, вторую Вафины заморозили было на Новый год, но теперь торжественно приволокли сюда вместе с огородными огурцами-помидорами – как Лариса ни объясняла, что это неудобно и что так не принято. Ладно хоть не уточнила: «в городе». Оскорбила бы мужа, который любил кичиться деревенским происхождением самостоятельно, но посторонних тычков в происхождение не переносил. Вадик оказался прав: карбонат пошел на ура, как и овощная нарезка, – ребята в момент убрали всю тарелку, пришлось дорезать. Да и Вадик с Петром Степановичем закусывали вдумчиво, но с размахом. Харчо также не осталось обиженным, и голубцы, и Люда, понятно. Очень хорошая женщина, в самом деле, подумала Лариса размягченно на третьем бокале – они с Людой пили хванчкару, довольно торжественно представленную Федоровым, пили неспешно, сильно отставая от мужчин, но все равно обе заметно поплыли.
– Мам, мы ко мне, – сказал Андрюха, отодвигая тарелку с истерзанной капустой.
– Мог бы все доесть, – заметила Люда, нестрого хмурясь.
Лариса умиленно посмотрела на пустую тарелку Артурика. Артурик был герой – и, кажется, почти не страдалец, хотя капусту искренне ненавидел.
– Индейцы не едят капусту, – гордо сообщил Андрюха.
– А ковбойцы? – вполголоса поинтересовался Артурик.
Андрюха авторитетно заверил:
– Не, только мустанги.
Петр Степанович и Вадик, сосредоточенно обсуждавшие предстоящие матчи с греками и поляками, одновременно вздрогнули, посмотрели на Андрюху и переглянулись. Федоров переспросил:
– Что «только мустанги»?
– Еще, может, Гойко Митич, – тихо подсказал Артурик.
Вадик посмотрел на него зверем и зверски же уточнил:
– Какой Гойко?
Все замерли. Лариса поняла, что еще пара реплик в таком тоне неминуемо приведет к скандалу, успокоить который будет непросто – как и всякий скандал, возникший на пустом месте. Она поспешно сказала:
– Вадик, это актер югославский, «Братья по крови», помнишь?
Вадик явно хотел спросить, какие братья, Петр Степанович тоже имел что сказать невпопад, но Люда, которая тоже была не первый год замужем, скомандовала:
– Ребята, тарелки на кухню уносим быстренько.
Ребята с готовностью собрали тарелки из-под голубцов и поскорее уползли, кивая в ответ на женское «чай с тортом будет, позовем» и мужское «вы там роками своими окна не вынес… не побейте». Значит, успокоились мужики – понять бы еще, чего взвились так. Нет уж, не надо нам лишних пониманий. Лишь бы Люда не встряла с расспросами.
Люда, конечно, не встряла. Она вынесла еще нарезок, овощных и мясных, и застолье покатилось по уютной колее. Музыка из детской теперь грохотала заметно громче, но и разговор за столом, как положено, поднялся по градусу, так что звукоряд выстроился вполне гармонично.
– Я как услышал, что талоны вводят, думаю, ну все, хвостик котенку. Куда я семью везу, елки…
– Да не, наоборот. Нас сперва с московского обеспечения сняли, потом уральскую надбавку отменили – и совсем в магазинах ничего не осталось.
– Как будто сейчас есть.
– А в том-то и дело. По талонам есть. Ну, кое-что в заказах – сервелат там, конфеты, в магазинах-то только «дунькина радость». А в других городах еще хуже – шаром покати, пустые прилавки, только березовый сок, такие… батареи до потолка, ну или килька в томате. Кроме Москвы, конечно, но там очереди. Я оттуда апельсины с шоколадом вожу, если постоять успеваю, все равно почти каждый месяц мотаюсь – ну, не сейчас, в нормальное время.