И теперь любой русский мамонт, хоть чукотский, хоть якутский, должен родиться в домике и сразу увидеть людей. Оценить, как трепетно относится к людям его мама, и поверить, что это совершенно замечательные существа. А люди, в свою очередь, из штанов выпрыгнут, лишь бы мамонтенок был счастлив с ними рядом. Им же потом вместе пахать всю жизнь.
Воспитание мамонта до обидного похоже на выращивание детей: ты вкладываешься пятнадцать-двадцать лет, а дальше кто-то другой пожинает, так сказать, плоды. А тебе остается чувство глубокого морального удовлетворения от хорошо проделанной работы. Вслед за которым идет подозрение, что можно было и получше. Да чего там, намного лучше. Ну действительно что-то пошло не так с самого начала. И за каким чертом ты выбрал эту профессию. И вообще, наверное, ты неудачник.
Дедушка Умкы любил поязвить на этот счет. Мол, не было печали чукчам с родными детишками, отыскали приемных на свою голову. И теперь про моего ребенка черным по белому написано в протоколе: из хулиганских побуждений таскал вертолет за хвост или дрался телеграфным столбом!
Шутки шутками, а ведь правда дедушкин Домкрат прибил столбом бурого медведя, зашедшего с голодухи в поселок. Мамонта все благодарили, но за материальный ущерб выставили счет питомнику. И таких развеселых отпрысков у дедушки было пруд пруди. Что ни день, то подвиг, а ты отвечай.
Любой животновод-заводчик образно говоря многодетный папаша: он работает одновременно с четырьмя-пятью, иногда шестью поколениями. Учится своему делу каждый день, постоянно совершенствует методику, и чем дальше продвигается, тем отчетливее понимает, сколько глупостей успел натворить. Отец-герой Петя Омрын держит на контроле сразу дюжину поколений, включая недавних «выпускников» питомника, и груз прошлых ошибок давит ему на плечи, как никому другому. Формально Петя не отвечает ни за что в долгосрочной политике «Звезды Чукотки» и соответственно ни в чем не виноват; его задача – оперативная ветпомощь и текущий присмотр за «физикой и психикой» подопечных. Только не вздумайте сказать это Заслуженному ветврачу, к которому при встрече побежит обниматься, наверное, каждый второй чукотский мамонт. Все они в той или иной степени его дети, и за всех у Пети душа болит.
Кстати, о детях…
* * *
Директор оглянулся на домик, где прилипли к оконному стеклу две родные физиономии, и махнул рукой: ну давайте сюда, можно.
Дети примчались, как бегают все на питомнике – быстрым скользящим шагом, не топая ногами. А то мало ли что в вашем топоте расслышит утомленная родами Арктика. «Сейсмический язык» мамонтов никто и не надеется расшифровать в ближайшие сто лет.
Валентина коротко прижалась к отцу и бросилась поздравлять своего ненаглядного дядю Петю, а Умка солидно заявил:
– Я же говорил, все хорошо будет.
– Это мы еще посмотрим, – сказал директор. – Но пока хорошо, да. Идите любуйтесь.
Вдоволь накричавшись у вольера еле слышным шепотом «ой какие маленькие» и «ой какие хорошенькие», дети вернулись и уставились снизу вверх на взрослых. Валентина – выжидающе, Умка – с каменным лицом.
– Папа, как ты их назвал? – спросила наконец девочка.
И замерла, на что-то явно надеясь.
Петя выразительно крякнул и прищурился.
Директор поднял глаза к небу. Красивое небо, однако.
– Кхм, – произнес он. – Кхм!
– Нет-нет, – заверил Петя. – Не пугайтесь. Не так страшно.
Валентина деликатно посмеялась, но продолжала взглядом поедать отца.
Умка делал вид, будто его все это вообще не касается.
Директор размышлял над тем, что чукча вам не хрен собачий, а настоящий человек: сказал – сделал. Ну и, конечно, от старого ерника Пети никакой моральной поддержки ему сейчас не дождаться. А дети наверняка подумают, что папа сбрендил. А он не только папа, он начальник «Звезды Чукотки». Начальник слов на ветер не бросает. Интересно, Петя успел каюрам разболтать, какие интересные клички я выдумал сгоряча?..
– Имена, понимаешь ли… – очень мягко произнес Петя, ласково приобняв Валентину. – Имена придумались в тот день, когда мы узнали, что Арктика носит двойню. Да, Иван?
Директор молча кивнул.
– Мы с вашим папой были шибко не в духе тогда. Клички получились… Забавные, однако. Но каюры все равно их переделают. Девица станет Катюшей, мы постараемся, сами подскажем, а парень…
– Катька, – буркнул директор. – Только Катька и никак иначе, зуб даю.
– Мальчик – Катька? – протянула Валентина недоверчиво.
– Полное имя – Катерпиллер.
– И сестра его Катастрофа, – ввернул Петя. – А чего, оригинально. Как сказал бы отдел продаж – чукотская экзотика, однако!
– А что это значит?.. – упавшим голосом спросила Валентина.
– Катастрофа, дитя мое, это такая интересная штука… – начал было Петя.
– Катерпиллер – марка бульдозеров, – объяснил директор. – Вроде Комацу или там Хитачи… Просто бульдозер. Кем парень станет по жизни, так его и назвали. По-честному.
Девочка выскользнула из рук ветеринара и молча зашагала к дому.
– Ну извини, не было Киндерсюрпризов! – крикнул ей в спину директор. – И нечего дуться, у нас вообще-то праздник!
– Безалкогольный, – вставил Петя и шмыгнул носом.
– Она хотела Кена, – напомнил Умка. – Пап, а что на самом деле сказал отдел продаж?
– Что, что… Кынтагыргын!
Умка смешно захлопал глазами.
– Повторить? Кын-та-гыр-гын!
– Они серьезно?
– Куда уж серьезнее. Чукотская экзотика, однако!
– Нездоровая обстановка у них там, на песцовой ферме, – сказал Петя. – Квасят небось почем зря.
И шмыгнул носом опять, на этот раз погромче.
Умка глубоко задумался.
В отдалении Валентина хлопнула дверью несколько сильнее, чем это допустимо на питомнике. Выразила свое отношение. И наверняка пошла жаловаться маме. На всех сразу.
– Ну ты хотя бы не в обиде? – поинтересовался директор. – А то все такие нежные стали.
Умка еще немного подумал и сказал:
– Знаешь, пап, уж лучше Катерпиллер!
* * *
Звезда Чукотки Катастрофа – для своих просто Катюша, росла такой симпатягой, что обрыдаешься. Это был самый пушистый, самый милый, самый умненький и ласковый мамонтенок на свете. По Катюше натурально сходили с ума не только дети, но и взрослые. Еще совсем крохой она покорила весь полуостров, ее портреты висели в каждой школе и детском саду.
Мамонт, надо сказать, выглядит довольно-таки несуразно. На плечах у него заметный горб – он там к зиме жирок запасает, – и дальше линия спины резко снижается к хвосту. Фигура в профиль смотрится перекошенной: очень тяжелый могучий «передний мост» и непропорционально легкий зад. Если обычный слон условно квадратный, то мамонт, у которого еще и ноги заметно короче, – черт-те что и сбоку хвостик. В зимней шубе, когда шерсть отрастает до метра, он больше всего смахивает на огромную кучу бурого сена.